Броуновское движение
Шрифт:
– Никогда не знаешь, кто кукла, а кто кукловод, – пробасил оперативник в полголоса. – Вот жизнь.
Затем поспешно встал, пересек комнату и исчез у стойки лифта.
5
– Что есть жизнь? – спросил Эйз Горн.
Охотник помогал академику приваривать железную трубу к переборкам, укреплявшим корпус корабля.
– Жизнь? Это… – Денеул зажмурился, – восход солнца над тайгой. Ягоды, красными пуговками рассыпанные по мху. Голодный медведь, сбивающий лапой взрослого оленя. Это запах меда
Инникса и Горн уже более пяти часов трудились в трюме, не выходя на палубу. Работа всегда спорится у двух хорошо понимающих друг друга людей. А они понимали друг друга. Несмотря на разницу в возрасте, образовании и положении, оба умели слушать, в то время как остальные нетерпеливо перебивали, да и вообще были глухи к собеседнику. Чтобы разнообразить монотонность монтажных работ, друзья вели философские беседы. Над океаном занимался рассвет. «Титан» шел быстро, мягко покачиваясь на волнах. Одна из стен самого большого трюма, где тренировался Инникса, постепенно превращалась в подобие огромных прямоугольных створок. Петель и замков не было, зато навесные кронштейны давали понять, что люки должны открываться вовнутрь. Работали они без помощников. У корабельных андроидов не было квалификации по монтажным работам.
– Ха! Скажите еще юноша, что жизнь есть любовь! – смеясь, академик оторвал кусок железного щита, почти отрезанного тепловым лучом.
– Не надо мыслить ортодоксальными религиозными штампами, молодой человек. Вот вы перечислили – восход, ягоды, хвоя. Это творения природы, всего–навсего. Ведь ягода не знает, что она ягода, правильно?
– А причем здесь религиозные догмы? – заинтересовался Инникса.
– Гора Голгофа, молодой человек, не знает, что она гора.
Денеул отворачивал гайку тяжелым ключом, поэтому его слова раздавались с кряхтением:
– А медведь?
– Всего-навсего проявление инстинкта.
– А любовь?
Ключ сорвался и гулко ударил в корпус.
– Любовь, – ученый сделал паузу, – инстинкт, как ни странно, только более сложная его форма. Со всеми особенностями, присущими человеку. Ассоциативные реакции, творческое мышление, химические процессы и так далее.
– Так что же, по-вашему, жизнь, а?
Эйз Горн выключил тепловую горелку и присел на краю груды железных ящиков, которые лежали посередине трюма и все еще были связаны сетью.
– Жизнь – это движение, Денеул. Причем в случае человечества – постоянное движение к познанию.
Охотник вытер тряпкой руки и присел рядом.
– А как же окружающий мир?
– Ты сам сказал – окружающий. А настоящая жизнь только у тебя в голове. Твоя жизнь, Денеул, она только в твоем знании, желании и стремлении. Запомни, ты – это целый мир. Вспомни, ягода и хвоя не знают, что они такое есть. О том, что гора называется Голгофа, знаешь только ты. Это твои ассоциации после прочитанного, увиденного и услышанного.
– Так жизнь, это познание? Хорошо. А для чего?
– Изучение законов окружающей природы и философское
Вытаращенные глаза охотника говорили ученому, что это очень сложные понятия для человека, привыкшего думать практическими категориями.
Академик поднялся:
– Хватит отдыхать. Я поставлю трубу, а ты залезай по лестнице и закрепи шарниры на потолке.
Крепления нужно было фиксировать с помощью тяжелых винтов. Инникса медленно и с трудом поворачивал ключ.
– Так что конкретно вы предлагаете, сэр? – смотря в потолок, спросил Денеул.
– Я ожидал твоего вопроса.
Академик приподнял повыше трубу.
– Если ты согласился с моим утверждением, что жизнь, это познание, то…
– Предположим, – отозвался Инникса.
– То знание – это энергия. А энергия вечна. Даже ты знаешь, что она переходит из одного состояния в другое. Ее нельзя уничтожить, но можно уничтожить ее носителя.
– А проще нельзя? Как на практике сохранить знание?
– А для этого, молодой человек, нужно знать цель. На Земле перенаселение, и практически отсутствуют энергетические запасы. И если брать как ориентир выживание вида, то очевидным приоритетом становится увеличение ареала обитания. То есть мы приходим к идее необходимости галактической экспансии. Освоению новых, пригодных для жизни планет с последующей колонизацией. Кстати, подобный опыт у человечества уже есть. Если этого не сделать, то произойдет коллапс. Человечество само себя уничтожит или сократит до количества особей, способных выжить в определенном ареале.
– А как же знание?
– Знание в данном случае сохранится, но с отрицательным результатом. Оно перейдет в потенциальную величину.
Охотник спустился с лестницы:
– А как знание может уменьшиться?
Академик передал охотнику тюбик, на котором была нарисована молния:
– Это нитропаста. Нужно намазать края люка. Давай, ты сверху, я снизу.
– Мы что, собираемся затопить корабль?
– Нет, я называю это аварийным выбросом. «Титан» не затонет. Герметичные переборки не дадут, – и промазывая нижние края, добавил, – не отвлекайся от темы.
– Так как же знание? – нанося тонкий слой пасты на стенку, продолжил разговор Инникса.
– Представь себе, ты пользуешься электрической лампочкой, гидравлическими накладками, силовыми лифтами. После коллапса ты их сможешь восстановить?
– Нет. Я не знаю, как они устроены.
– Вот, – увлеченно говорил ученый, – технологии, считай, уже потеряны. Представь, после войны за передел территорий мы с тобой выжили. Ты охотник, я ученый, поэта среди нас нет. Считай, что поэзию мы тоже потеряли. Но ты умеешь охотиться, я умею учить. Следующее поколение будет уметь читать и добывать пищу. А еще через поколение читать уметь уже не будут. Потому что это не нужно для выживания и сохранения вида.