Брусилов
Шрифт:
И далее все так же размеренно и невозмутимо рассуждает его высокопревосходительство. Он находит, что вполне естественно, если у нас велика убыль в людском составе, так как мы не располагаем достаточным количеством снарядов, и с этим приходится мириться. Тем более вредно, на его взгляд, давать повод думать, что прав автор брошюры о верденской операции, брошюры вредной и напрасно у нас имеющей хождение, в которой автор приводит мнение французов, что «нельзя бороться людьми с техникой противника», и цитирует приказ немецкой пехоте: «Не лезь на препятствия раньше, чем они будут разрушены артиллерией». Нам, русским,
— Должны лезть,— повторяет Михаил Васильевич, наливаясь бессильной яростью, - должны и лезем в петлю!
Он ждал такого ответа, так же, как предвидел и то, что Куропаткин вовсе не ответит, По привычке на всякое обращенное к нему слово высказывать свое мнение, он, так же, как и на письме Трепова, делает пометку на письме Эверта:
«Нужно изучать наши слабые стороны, а не закрывать на них глаза. Болезнь надо лечить, а не загонять ее внутрь. Шила в мешке не утаишь. Надо понять свои ошибки и исправлять их на деле, а не самооправданием».
Но отложив перо, болезненно морщится. Ему стыдно за самого себя. Кому нужны эти плоские сентенции? И, наливаясь все более бессильной яростью, он резким движением срывает конверт с самого плотного пакета.
На конверте штамп министерства внутренних дел. С этим министерством у Алексеева связано представление как о чем-то наиболее косном... Козлиная седая борода, нафабренные усы, поволока похотливых глаз...
Брезгливо и настороженно Михаил Васильевич листает объемистую записку. Под сединой коротко стриженной щетинки на висках выступают все ярче багровые пятна— предвестник бури.
Глаза становятся совсем узкими, колючими. Но вышколенное долгой военной муштрой терпение преодолевает гнев. Алексеев прочитывает до конца проект «Положения о контрразведке», состряпанный Резанцевым и подписанный товарищем министра внутренних дел. Только красный карандаш резко отчеркивает на полях тот или иной параграф. Брезгливость в лице, в приподнятости плеч, в движении руки.
Закончив чтение, Михаил Васильевич ногтем отодвигает от себя записку. Он не пишет на полях, как обычно, свое мнение, Он вызывает к себе генерал-квартирмейстера.
— Вот,— говорит он, глазами указывая на записку, — возьмите, прошу вас, Михаил Саввич... передайте Терехову — это по его части. Пусть даст свое заключение... после чего составьте по форме ответ. В основу ответа положить принцип — на театре войны нечего изменять. Жандармским организациям исполнять свои обязанности вне театра военных действий.
Сдерживаться все труднее... Багровые пятна сползают на скулы. Пустовойтенко оглядывается — где тут поблизости графин с водой? Но Михаил Васильевич хватает первую подвернувшуюся под руку бумагу, давая понять, что хочет заняться очередным делом. Михаил Саввич осторожно принимает со стола «записку» и удаляется.
Михаил Васильевич откидывается на спинку кресла, закрывает глаза, пытается выключить сознание.
И внезапно так ярко, как будто бы въяве, он видит перед собой и узнает Игоря Смолича. Он видит его таким, каков тот был в прошлом году на георгиевском празднике — подтянутым, счастливо смущенным и вместе с тем настороженным я зорким, Старческая спазма сжимает горло Михаила Васильевича, Он вспоминает своего сына, такого же молодого боевого офицера,
— Вот, капитан, каковы дела...
XVII
Верден надо стереть с лица земли. Верден прикрывает прямую дорогу к Парижу. Три кровавые битвы — на Марне, на Изере и в Шампани — кончились для германской армии стратегическим тупиком. Из тупика выход один — на Верден. Под его защитой французы неустанно угрожают немецким коммуникациям.
Верден стоит как бельмо в глазу у германского командования, Он мешает сломать южное крыло французской обороны, за которым скрыты богатейшие районы Франции. Чтобы отрезать Париж от основных источников подкреплений, необходимо повторить маневр Мольтке семидесятого года. Первоклассная крепость твердо опирается на оба берега Мааса. Две линии фортов опоясывают город. Старая цитадель глядит далеко вперед. Бетонированные укрытия уходят глубоко под землю. Верден — сильнейшая крепость Европы, Она связана с Парижем четырьмя железнодорожными линиями. Обложить ее вкруговую вряд ли возможно. Ее нужно стереть с лица земли артиллерийским огнем.
Огненный шквал низвергается на Верден. Пламя орудий затмевает солнечный свет. Бесполезно закрывать глаза — зловещий свет проникает в зрачок сквозь опущенные веки, заливает мозг...
Ночью Маас кажется раскаленной лавой. Огненные самумы несутся со всех сторон, сталкиваются, падают и мчатся дальше. Воздух кипит, как вода в раскаленном добела резервуаре, и с грохотом обрушивается на землю. Все оглушено громом. Кажется, что само мироздание взвыло... и будет выть, пока не разорвется твердь. Тяжелые, невиданной силы орудия долбят крепость и города. Систематически, метр за метром они покрывают землю толстым слоем железа и стали. Ядовитые газы медленно стелются над изуродованной котловиной и кипящей водой Мааса.
Из семи германских армий, действующих на Западном фронте, перед Верденом — армия кронпринца. На ее левом фланге — отряд из нескольких корпусов генерала Штранца, а на правом — армия генерала Эйнема. Непрерывным потоком к армии кронпринца ползут стратегические резервы. Триста батальонов ждут своего часа. Они стянуты со всех участков замершего фронта, Они прибывают день за днем — все больше — из далекой России. Русский фронт надежно стабилизирован. Русское командование последует директиве германского штаба...
25 февраля немцы густыми колоннами идут на штурм. Навстречу им из щебня и огненного пепла на защиту разрушенных фортов поднимаются оборванные и оглушенные французы...
Так начинается великая, не знавшая дотоле себе равной в истории, девятимесячная битва на жалком клочке истерзанной земли.
Атака следует за атакой, грохот орудий не умолкает, но щебень и камни все так же зерно служат прикрытием защитникам Вердена. Контратаки французских солдат неизменно отбрасывают немцев. Германское командование усиливает артиллерийский огонь. Главная квартира безбоязненно черпает резервы с Восточного фронта.