Брусилов
Шрифт:
Здесь, за Дуклой, где горы начинали мельчать, а на столбах и лавках появились такие названия на венгерском языке, что не только перевести, но и выговорить солдаты не в силах были, русские войска встречали хорошо. Русины (так называли в то время закарпатских украинцев), отделенные от России высокой горной стеной, трогательно сохраняли столетия и славянский язык, и веру, и любовь К русским, говорили о них «наши пришли». Зная благорасположение русин к русским, отступающие венгерские войска сжигали дотла селения, силой угоняли жителей и скот.
Спускаться на Венгерскую равнину в тот момент не было смысла, и Брусилов не намеревался делать этого. Тем более возмутило его непослушание, проявленное вновь генералом Корниловым. Вопреки приказанию командира 24-го корпуса Цурикова, Корнилов с дивизией «скатился» с гор, но был отрезан венгерской гонведской дивизией. Пришлось бросить батарею горных орудий, зарядные ящики, часть обоза и, что хуже всего, несколько сот пленных. С трудом, по горным тропинкам, остатки дивизии прорвались к своим. Брусилов намеревался отдать Корнилова под суд за неисполнение приказов корпусного командира, но Цуриков умолил командарма не делать этого, не наказывать генерала за храбрость, хотя бы и бессмысленную. Брусилов объявил в приказе по армии выговор как Цурикову, так и Корнилову. «Странное дело, — вспоминал он, — генерал Корнилов свою дивизию никогда не жалел: во всех боях, в которых она участвовала под его начальством, она несла ужасающие потери, а между тем офицеры и солдаты его любили и ему верили. Правда, он и себя не жалел, лично был храбр и лез вперед очертя голову» [16] .
16
Впоследствии, в 1915 году, действуя в составе 3-й армии, Корнилов вновь не выполнил приказа Цурикова. Его дивизия была окружена и уничтожена, сам генерал попал в плен, из которого ему удалось бежать.
После того как 8-я армия отбросила противника за Карпаты, Брусилов приступает к исполнению директивы главкоюза от 8 ноября. К этому времени положение 3-й армии стало сложным, и помощь 8-й армии пришлась кстати. Угроза прорыва австро-венгерских войск со стороны Кракова была ликвидирована.
Но, как и предполагал Брусилов, противник незамедлительно воспользовался перемещением основных сил 8-й армии и с юга, с Карпатских гор, атаковал 12-й корпус, отбросил его и вышел на армейские тыловые коммуникации. Генералу со штабом пришлось пережить несколько очень тревожных дней.
Особенно памятной была ночь во время переезда из Кросно в Ржешув. Двигаться на автомобилях по шоссе в темноте было просто невозможно, ночевали в Доморадве. Здесь имелась телеграфная связь, и Брусилов, не желая терять управление армией, пошел на риск ночевки в непосредственной близости от противника. В оборону послали конвойную сотню и охранную роту штаба. Но враг и не предполагал о близости беззащитного штаба армии, все обошлось благополучно.
К середине декабря 1914 года на Юго-Западном фронте наступило затишье. Кампания 1914 года кончалась, и не в пользу австро-германцев. На западе разгром Франции не состоялся. На восточноевропейском театре кампания, безусловно, была выиграна русской армией. Хотя врагу удалось захватить часть Польши, русские войска все же стояли в пределах Восточной Пруссии, а на юге они заняли Галицию. С каждым месяцем русский фронт занимал все более важное место в войне: к моменту установления позиционной войны здесь находилось 85 австро-германских дивизий, то есть столько же, сколько и на Западном фронте. Эти дивизии отнюдь не отдыхали, а истекали кровью: по данным германского генштаба, на Восточном фронте общие потери австро-германских войск составили почти 950 тысяч убитыми, ранеными и пленными (723 тысячи австрийцев и 223 тысячи немцев); на Западном фронте германская армия потеряла 757 тысяч человек.
Словом, к концу 1914 года положение русской армии, если исходить из позиций, ею занимаемых, не казалось трагическим. На самом же деле оно было таковым.
Прежде всего — нехватка боеприпасов и оружия. С этим недостатком столкнулись все воюющие страны: во Франции мобилизационных запасов снарядов к 75-мм орудиям хватило только до сентября, а запаса винтовок — до ноября 1914 года; в английской армии на одно орудие в начале 1915 года приходилось в день всего от 4 до 10 снарядов; австро-германские войска испытывали острую недостачу винтовок, нередко пополнения посылались на фронт безоружными. Но наиболее острым кризис боевого снаряжения был в России. К началу 1915 года армии требовалось в месяц 200 тысяч винтовок, 2 тысячи пулеметов, 400 орудий, 200 миллионов патронов и 1,5 миллиона снарядов. Получала же армия ежемесячно 30–32 тысячи винтовок, 216 пулеметов, 115–120 орудий, 50 миллионов патронов и 403 тысячи снарядов. Таким образом, потребности армии удовлетворялись в среднем на 15–30 процентов.
Устранить кризис боевого снабжения можно было, лишь срочно перестроив хозяйство на военный лад. К такой мобилизации промышленности первой приступила Германия (август 1914 года), затем Франция (сентябрь 1914 года) и Англия (октябрь 1914 года). Россия смогла осуществить эту задачу лишь в течение 1915 года.
Это поставило армию России в невыгодное, невозможное, невыносимое положение. Армия Германии с зимы 1914/15 года практически не испытывала недостатка в вооружении, ее артиллерия не имела нужды экономить снаряды и не жалела их.
Некоторые надежды руководители русской армии возлагали на союзников: может, они от щедрот своих помогут русской армии. Но особого рвения правительства Франции и Великобритании не проявили и отнюдь не стремились ускорить реализацию заказов, размещенных русским правительством в срочном порядке и за наличные деньги — огромные суммы золотом. На первый план союзники ставили свои интересы, под различными предлогами они отклоняли просьбы русского правительства об ускорении поставок, предпочитали накапливать оружие и боеприпасы впрок. Пусть русские воюют, как могут, у царя много подданных, солдат хватит — поневоле такая мысль возникала у современников. Ныне мы знаем, что руководители союзных правительств, их дипломаты не только думали так, но даже и говорили русским министрам. 1 апреля 1916 года, к примеру, французский посол в Петрограде М. Палеолог был у председателя Совета министров России Б. В. Штюрмера и занес в дневник, что не смог добиться у царского министра понимания по следующему вопросу: «Мне хотелось бы ему объяснить, что при подсчете потерь обоих союзников центр тяжести не в числе, а совсем в другом. По культурности и развитию французы и русские стоят не на одном уровне. Россия одна из самых отсталых стран в свете: из 180 миллионов жителей 150 миллионов неграмотных [17] . Сравните с этой невежественной и бессознательной массой нашу армию: все наши солдаты с образованием; в первых рядах бьются молодые силы, проявившие себя в искусстве, в науке, люди талантливые и утонченные; это сливки и цвет человечества. С этой точки зрения наши потери чувствительнее русских потерь…» Вот так, жизнь «злополучных мужиков» мало что означала для французских империалистов, в России, по их мнению, не могло быть и не было «сливок и цвета человечества…».
17
Здесь Палеолог приводит неверные, заведомо заниженные сведения.
Не помогло и обращение в Америку. За годы войны Россия влила в американский рынок 1 миллиард 800 миллионов золотых рублей, и «без достаточно положительных для себя результатов», по оценке Е. З. Барсукова. Казалось, что хваленая американская техника без всякого труда справится с делом и заполнит бреши в вооружении русской армии. Ан нет! Фирме «Винчестер» было заказано 300 тысяч винтовок, «Ремингтон» взялась (за золото!) поставить 1,5 миллиона и «Вестингауз» — 1,8 миллиона винтовок. Только первая выполнила заказ к установленному сроку, но от продолжения поставок отказалась. Две другие фирмы к сроку сделали только 10 процентов заказа, а там пришел 1917 год, революция… Но крупные авансы золотом, русским золотом, эти фирмы успели получить!
Представляется, что в такой обстановке от высших военных руководителей России требовалась сугубая осторожность при планировании предстоящей кампании. Само благоразумие, по очевидности, предписывало придерживаться оборонительного способа действий — тут не до жиру, быть бы живу. Показательно, что союзники России решили выждать. В ближайшем будущем они видели главную свою задачу в наращивании военно-экономического потенциала, в достижении абсолютного превосходства над Германией, а потому их общий план сводился к стратегической обороне. От России же союзники из своекорыстных побуждений требовали наступательных действий, что должно было, по их мнению, связать силы Германии, воспрепятствовать ей нанести мощный удар на западе. И русское правительство, русское военное руководство, столь сильно и роковым образом зависимые от своих союзников, пошли у них на поводу, стали готовиться к наступательным операциям.
Поначалу предполагалось наступать только на Северо-Западном фронте и разгромить восточнопрусскую группировку врага. Командование Юго-Западного фронта — генералы Я. И. Иванов и М. А. Алексеев — доказывало, что успеха прежде всего можно добиться на их фронте и вывести Австро-Венгрию из войны. Ставка — прежде всего верховный главнокомандующий — не проявила необходимой твердости и решила наступать на обоих фронтах, что ныне представляется крупной ошибкой. Широко задуманные операции по расходящимся направлениям не обеспечивались необходимыми силами и материально-техническими средствами, и можно было предвидеть их неизбежную неудачу. Трудно представить, чтобы высшему военному руководству России это не приходило на ум…