Брусилов
Шрифт:
На полях Галиции и австро-венгерская артиллерия была наказана за плохую довоенную подготовку: она вела стрельбу с открытых или полузакрытых позиций. Зачастую русские артиллеристы первыми же снарядами накрывали вражеские батареи и уничтожали их. Наиболее убийственный пример — действие русской гаубичной батареи мортирного дивизиона в бою под Тарнавкой 26 августа. Выпустив всего 200 гранат, она подавила огонь 6 немецких батарей; на захваченной вражеской позиции осталось 34 орудия, вокруг которых лежали убитые люди и лошади.
Естественно, что Брусилов не мог велеть своим артиллеристам в такой момент вести экономную стрельбу.
На
В полдень этого дня Брусилов получил сведения (опять авиаразведка!), что к центру позиций его армии противник собирает многочисленные колонны. Видимо, австрийцы намеревались пройти ко Львову по кратчайшему направлению. Командарм немедленно принялся собирать на участках 7-го и 8-го корпусов все свои резервы. К рассвету 30 августа в центре боевого порядка армии сосредоточилось 85 батальонов пехоты из 152 батальонов, имевшихся у Брусилова на тот момент. Сюда же сконцентрировали артиллерию, в том числе дивизион тяжелой артиллерии.
Враг располагал преимуществом в силах: против неполных 4 корпусов Брусилова в Городокском сражении действовало 7 австрийских корпусов, 21 пехотная дивизия! Общее представление о соотношении сил Брусилов имел уже во время сражения, тем не менее и не думал ограничиваться оборонительными действиями. Командирам 7-го и 8-го корпусов велено было наступать. Расчет состоял в том, чтобы сбить наступательный прорыв противника, спутать его планы. Этот расчет оправдался: 7-й и 8-й корпуса, правда, продвинулись недалеко, но противник, израсходовав резервы, не смог нанести мощного удара.
К этому времени резко ухудшилось положение австро-венгерских войск, сражавшихся к северу от 8-й армии, против 4-й и 3-й русских армий. Разбитые, они начали отступать. Выдержав удар противника на Львов, армия Брусилова сделала свое дело. 30 августа (12 сентября) австрийцы попытались снова наступать против войск 8-й армии, но, будучи отбиты, начали отходить. Сражение под Городком окончилось победой русских. 30 августа Брусилов телеграфировал в штаб Юго-Западного фронта: «Долгом службы и совести считаю свидетельствовать, что войсками было проявлено высшее напряжение, о стойкость и доблесть их противник разбился. Твердое и невозмутимо спокойное руководство командирами корпусов в критические минуты, которые бывали не раз, вырывало победу» [15] .
15
Один
Противник понес в сражении огромные потери — до 50 процентов состава, и даже более. Управление австро-венгерскими войсками нарушилось, случалось, что по нескольку дней солдаты не получали продовольствия. В плен сдавались тысячи вражеских солдат — группами и в одиночку. Особенно охотно сдавались русским солдатам из порабощенных Габсбургской монархией славянских стран — чехи, сербы, словаки: те из читателей, кто знаком с «Похождениями бравого солдата Швейка», имеют прекрасное представление об этом.
Быстрое и энергичное преследование разбитого противника обещало многое. Поэтому Брусилов приказал восстанавливать немедля переправы через реку Верещицу и преследовать врага кавалерией. Действуя так, удалось захватить немалые трофеи.
Командование Юго-Западного фронта решило продолжать наступление и форсировать реку Сан. 8-й армии было приказано двигаться южнее линии Львов — Городок — Перемышль. Последний город — мощная крепость была обойдена русскими войсками. Взятие ее было возложено на 3-ю армию, а войска Брусилова обеспечивали по-прежнему левый фланг всего русского фронта и блокаду Перемышля.
Преследовали противника русские армии недостаточно энергично — в этом согласны все исследователи. Причиной в основном была чрезмерная осторожность русского командования, вызванная, очевидно, впечатлением от неудачного исхода сражения в Восточной Пруссии.
Кроме того, быстрое преследование затруднялось и объективными обстоятельствами. В донесении главнокомандующему фронта Брусилов писал, что на территории, по которой двигалась армия, каждому корпусу можно было предоставить только одну дорогу, и на ней образовалась вереница войск, обозов и тыловых учреждений в 60 верст.
По каждой такой дороге прошли две армии — австрийская и наша, протащили сотни орудий и зарядных ящиков, проползли десятки тысяч телег. Шоссе, и в мирное время не отличавшееся благоустройством, теперь стало горой грязи, камней; местами путь затрудняли воронки от попаданий тяжелых снарядов. На всем протяжении шоссе было усеяно поломанными телегами, застрявшими в глине грузовиками. Справа и слева, в кюветах — трупы околевших лошадей, около забуксовавших автомобилей — растерянные водители. В поле еще можно было исхитриться объехать особо развороченные участки шоссе обочиной, а то и прямо по полю, но в лесу оставалось одно средство: становиться в хвост и двигаться шагом.
Навстречу же в двуколках и арбах везут раненых…
Австро-венгерские железные дороги могли использоваться лишь в незначительной степени, поскольку почти отсутствовали подвижной состав и паровозы, пригодные для более узкой западноевропейской колеи. Поэтому вся тяжесть ложилась на конный транспорт, а он не мог снабдить своевременно войска продовольствием и боеприпасами. В специальном приказе Брусилов требовал от командиров корпусов «взглянуть, что делается на их корпусных путях, и выяснить причину этого хаоса. Руководство маршами обозов совершенно отсутствует, никаких расчетов не делается, вообще обозы двигаются никем не управляемые. Между тем марш обозов требует еще большего управления, еще более внимательного расчета, чем марш войсковых колонн».