Брыки F*cking Дент
Шрифт:
Медсестра Мариана не пожелала вдаваться в подробности по телефону, но Марти находился в больнице «Бет-Исраэл» на углу Первой авеню и 16-й улицы, Манхэттен. Тед вырос в Бруклине, но никогда туда не ездил, а из Бронкса на Манхэттен выбирался редко. Манхэттен с его сраным идеалом «прорвешься здесь – прорвешься где угодно» был оскорблением Тедовым псевдокоммунистическим наклонностям. Показные деньжищи этого места – вечное неприятное напоминание, что Тед, вообще-то, не прорвался ни там, ни где угодно еще.
Катясь в «королле» к Нижнему Ист-Сайду, Тед ревизовал себя изнутри – что именно он чувствует. Ничего определенного. Ни страха, ни печали, ни любви, сплошь эдакая серая онемелость. Марти было всего шестьдесят,
Что напомнило о встрече с его бывшим агентом Эндрю Блаугрюндом. Блаугрюнд был его агентом по одной-единственной причине: Тед учился в Коламбии с двоюродным братом Блаугрюнда, и Блаугрюнд согласился пригреть Теда как «карманного клиента». Иными словами, «я делаю одолжение другу или родственнику, ты можешь говорить всем, что я твой агент, но я твоим агентом никогда не стану, и на звонки твои отвечать не буду, и вообще ни хера для тебя не сделаю».
Теду подумалось, что Блаугрюнду нужно запечатлеть это на своей визитной карточке.
С их последней встречи прошло добрых три года. Чтобы улучить пятнадцатиминутное предобеденное окно и вытянуть из Блаугрюнда отклик на роман, который Тед выслал ему за одиннадцать месяцев до этого, потребовалось полгода. Мудак. Роман был постмодернистским. Тед в те поры подпал под влияние Пинчона, Бартелми и Ишмаэла Рида [59] . В романе мало что происходило, зато происходило очень медленно. Случались внезапные смены повествователя, а также общее презрение к эмоциям и сюжету, которые Тед считал буржуазными и устарелыми: нечего целовать задницу и потакать нуждам сказа, их с лихвой удовлетворяют телевидение и кино. Он знал, что про это говорил Сэмюэл Беккет: в совершенной пьесе вообще ничего не должно происходить. Тед считал, что в совершенном романе тоже ничего происходить не должно.
59
Ишмаэл Рид (р. 1938) – американский поэт, романист, публицист, автор песен, драматург, издатель, знаменит своими сатирическими текстами, направленными против американской политической культуры и общественной несправедливости.
И потому Теду скорее польстило, нежели удивило его или оскорбило, когда Блаугрюнд с гравитационным шиком уронил на стол 667 страниц Тедовой рукописи – деконструкционистских утех в стиле Дерриды под названием «Магнум Опий» – и сказал:
– Какого хера тут вообще творится? Ни хера. Да вот если смотреть, как сохнет краска, она все же сохнет – это происходит. Превращение мокрой краски в сухую происходит. А тут – ни фига, дружочек. По мне, чистая французская новая волна. Ален Роб-Грийе требует деньги назад. Такое чувство, будто меня пять часов подряд лупили по башке багетом.
– На здоровье, – сказал Тед.
– А, так ты к этому и стремился, что ли? Проверка читательской простаты? Тогда миссия выполнена.
– Это в традиции сюрреализма.
– В традиции нарколепсии, ты хотел сказать. Это славно и модно, профессор Морфей, но, прежде чем улетать по сюрреальному, надо на реальную землю спуститься для начала. Понимаешь?
– Совершенно нет.
– Сядь,
Тед сел, гордо не отводя взгляда, готовясь к сердитому монологу Блаугрюнда, который поправлял свой дебильный школярский галстук-бабочку.
– Я те скажу один раз, потому что, честно говоря, жизнь слишком, бля, коротка, чтобы читать такие вот книги. Этот фолиант – для пятнадцати прыщавых аспирантиков из Нью-Хейвена: сидят за круглым столом, колупают свои прыщи и мечтают о профессорской ставке. А еще ты сейчас удивишься… Тед? Ты меня слушаешь? Вижу, киваешь, но надо, чтоб ты меня слушал.
– Слушаю.
– Ты писатель, нах.
– Что?
– Писать ты умеешь, но ты – претенциозный гаденыш, и у тебя пока случилось всего две трагедии.
– Какие? Расставание?
– Расставание? Хер там. Развод – тьфу, чирей на жопе жизни. Расставание скверное дело для ребенка, а для писателя – хорошее. Жалко, маловато у тебя было расставаний. Жалко, что мать у тебя не шлюха, не проститутка, а отец не серийный убийца.
– Спасибо.
– Нет, беда у тебя в том, что с тобой стряслось всего одно расставание и что ты учился в блядском вузе Лиги плюща. Где ты, бишь, учился? В Принстоне? В Йеле?
– В Коламбии.
– А я в Гарварде.
– Даешь багровый [60] .
– Коламбия все же не вполне Лига плюща, а? Если начистоту. Ну да ладно, слишком ты умный, бля, – себе же во вред. И во Вьетнаме небось не был?
Тед снял очки и помахал ими Блаугрюнду:
– Зрение двадцать на четыреста. Отсрочка «один-уай» [61] .
– Ловко.
– Кротовая слепота – выигрыш в генетической лотерее в век Америки, спасибо Хитрому Дику [62] .
60
Багровый цвет – символ Гарварда, такого же цвета символика гарвардской спортивной команды.
61
Зрение 20/400 – 5 % от нормального зрения. «1-Y» – по этой отсрочке мужчина признан годным к военной службе, но подпадает под призыв только в случае войны или всеобщей мобилизации; обычно присваивается по медицинским показаниям (повышенное давление, небольшие травмы мышц или костей, кожные заболевания, сильные аллергии и т. п.); эту отсрочку отменили в декабре 1971 г., а получивших ее перевели в категорию «4-F» (полная негодность к армейской службе).
62
Хитрый Дик – прозвище 37-го президента США Ричарда Милхауса Никсона (1913–1944).
– СДО?
– Нет. Позаигрывал с ними, но не дальше.
– ЗПП? [63]
– Ха-ха. Тоже нет. Увы.
– Когда ты учился, Коламбию потряхивало. Я искал у тебя какие-нибудь мемуары о тех временах.
– Эт не я, пупс [64] .
– Ты же из тех деток, что бесились, когда студенты захватили Библиотеку Лоу и мешали вам делать домашку?
– Именно. Ты во все яблочки уже попал.
– Зрение у тебя почти в норме. Должен был на войне оказаться.
63
Заболевания, передаваемые половым путем.
64
«Эт не я, пупс» – отсылка к песне Боба Дилана It Ain’t Me Babe (1964).