Брюки мертвеца
Шрифт:
— Я люблю, когда Кросби говорит свою речь Розмари Клуни о рыцаре, падающем с его серебряного коня... — говорит он, а слезы наполняют его глаза, — история моей жизни с женщинами, — и он давится, будто что-то сломалось в его груди. Юэн смотрит на него с растущим беспокойством. Саймон, судя по всему, абсолютно искренен в своих чувствах. До него доходит, что его шурин столь опасен для женщин из-за его способности поглощать полностью и заставлять их верить во все эти выдуманные фантазии.
Наконец-то им крикнули, что еда готова. Делаются фотографии в торжественной обстановке. Саймон Уильямсон сначала фотографирует всю семью, потом каждого отдельно,
Юэн, преисполненный чувства благодарности, отклоняется назад и уже открывает рот, когда видит текущие по щекам слезы жены. Вцепившись в руку своей матери, она не замечает его обеспокоенный взгляд. А Эвита сверлит его взглядом. Он с Саймон инстинктивно озадаченно переглядываются.
Прежде чем Юэн успевает что-либо сказать, его сын встает и дает ему крепкую пощечину:
— Ты ебаный старый грязный ублюдок! — Росс указывает на Карлотту, — она же моя мать!
Юэн не успевает среагировать или хотя бы открыть свой рот, так как смотрит на жену. Карлотта рыдает взахлеб, ее плечи трясутся.
— Тебе должно быть стыдно, — визжит на него Луиза, пока Эвита ругается на итальянском.
Ошеломляющее чувство рушащегося в щепки мира высасывает каждую каплю энергии, заполняет Юэна.
Потом Росс включает свой айпод, держа его перед лицом шокированного отца. Вот он, вчера, с Марианной, голый в ее кровати толкает свой член в ее смазанную жопу, пока теребит ее клитор. Она учит его стонами, говорит ему, что сделать. А потом он в ахере смотрит на своего шурина, понимая, что слова, вылетающие из ее рта — на самом деле слова Саймона Дэвида Уильямсона.
Эта мысль пулей проносится в его голове, на лицах — отвращение и шок. Марианна выслала ему по е-мейл видео, которое они сделали. Наверное, это попало в семейное облако. Росс случайно нашел его, когда пытался подключить PS4. Теперь они все это смотрят, прямо во время рождественского ужина; первая, вызванная наркотиками, измена Юэна. Его золовка и ее муж смотрят со свирепым отвращением. Теща крестится. Саймон смотрит в шоке, с примесью восхищения. Но среди эмоций сына и жены, Юэн не видит ничего, кроме расстроенных и сокрушенных лиц из-за непростительного и необоснованного предательства.
Юэн Маккоркиндейл не находит слов. Но при этом он говорит их, непристойно и сладко, на экране, который Росс держит перед лицом на вытянутых руках, упорно и непреклонно.
Карлотта берет слово первой:
— Иди отсюда нахуй. Съебал отсюда прямо сейчас, — и указывает на дверь.
Юэн поднимается, опустив голову. Он уничтожен, чувствует себя окаменевшим от шока и последующего унижения. Его конечности тяжелы, в ушах звенит, камень размером с черную дыру появляется в животе и груди. Смотрит на дверь, которая кажется столь далекой и ощущает, как движется к ней. Он не знает, куда идти — и только инстинкт заставляет его взять куртку в прихожей. Он покидает свой дом, скорее всего, навсегда.
Закрывая дверь за собой и выходя на улицу в холод, на мрачные улицы, все, о чем он думает —
Мягкий, как скрип сжатой бутылки, разбивающий сердце скулеж вытек из маленького приятеля. Ему нужна стрижка; ты знаешь, почти не видно маленьких блестящих глаз под шерстью.
— Мерзнем как старые нелюди тут, Тото. Прости меня за это, приятель, но ты, ты же знаешь, вест-хайленд-терьер, у тебя есть шерстяная шуба, — говорю я своему мальчику, который свернулся у моих ног. Я чувствую его нос — он холодный, конечно, но это знак хорошего здоровья. Иногда я чувствую себя не очень из-за того, что я — как один из тех, кто заводят собаку как аксессуар для попрошайничества, обученного симпатягу, если ты понимаешь. Они видят Тото и говорят:
— Спад, я думал, тебе нравились коты.
А я говорю:
— Мне все животные нравятся.
Понимаешь? И я скажу тебе, что никому не приносит вреда то, что Тото рядом. Для попрошайничества. Люди ненавидят, когда животные страдают.
— Но я не поэтому завел тебя, Тото, а для дружбы, друг, — говорю ему. Я знаю, что животные не понимают того, что ты им говоришь, но они ловят волну, воспринимают негативный язык тела, голоса или даже плохие мысли. Такой уж этот больной мир: медиа, управляемые корпорациями, распространяют негативные вирусные вибрации. Этот Руперт Мердок, кот в этом «Сан». Каждый раз, когда я вижу заголовок в газете, я думаю: «ах, опять». Я не хочу проецировать Тото этот негатив. Это правда, тебе нужен маленький четвероногий друг, чтобы жить с ним, особенно, когда все двуногие друзья ушли в закат, понимаешь?
Попрошайничество идет не так уж плохо, праздничный период всегда неплох. Коты, полные веселья и алкоголя, и в такую холодную погоду — это покоряет сердца, понимаешь?
Так что я рад своему вознаграждению в размере двенадцати фунтов и шестьдесят двух пенсов. Четыре часа на холоде, и все равно ниже минимальной заработной платы, даже несмотря на то, что платят тебе за то, что ты стоишь на одном месте. Смешно, но когда ты изображаешь Джона Грейга, ты делаешь такое лицо: грустное, кричащее «спаси нас» всему миру. К концу дня, когда холод пронизывает уже все кости, больше не нужно уже притворяться. Так что я уже собрался уходить, когда заметил фигуру рядом с нами. Понимаешь, маячащую, а не пытающуюся бросить монетку в старый пластиковый стаканчик. Я чисто не хотел этого, потому что сумасшедшие или умники докучают тебе. Но я слышу приветливый тон:
— Как дела, Спад? — и поднимаю голову.
Мужик, это Майки Форрестер уставился на нас.
— Майки! Как дела? — спрашиваю я. Должен сказать, что Майки, мальчик, выглядит чутка хуже; он одет в оборванную шерстяную кофту, джинсы и кроссовки. Я немного удивлен. Последний раз, когда я его видел, у приятеля Форреста дела шли хорошо: тонкие цепки и длинное пальто, в стиле «я-хочу-быть-гангста».
— Хорошо, Спад, — говорит Форрестер, но, как бы сказать, кот пытается выдавить как можно больше энтузиазма, понимаешь? — У меня есть небольшая работенка, если тебе интересно. Хорошая еда и путешествие включены. Не желаешь по пинте?