Брызги шампанского

Черненок Михаил Яковлевич

Гусянов, насторожившись, развел руками:

– Не могу ответить. Не знаю.

– У вас в доме есть телефон?

– Имею сотовый «Билайн».

– Не пробовали дозвониться в воскресенье к сыну в Кузнецк?

– В этом не было необходимости. Мы твердо договорились с Володей, что во второй половине воскресного дня я приеду к нему.

– В субботу вы были дома?

– Да.

– Почему же не отозвались на стук в ворота?

– Кто стучал? – словно удивился Гусянов.

– Утром – ваш сосед Егор Захарович, вечером – сотрудник уголовного

розыска. Собака громко лаяла, однако из дома так никто и не вышел.

– Банзай у меня может лаять по любому пустяку. Видите, Антон Игнатьевич, в чем дело… В пятницу после конфликта с сыном я всю ночь не сомкнул глаз. Подскочило кровяное давление. Наглотавшись таблеток, заснул уже на рассвете. Вероятно, чтобы не тревожить меня, домочадцы решили никому не открывать. Такое у нас часто бывает. От посетителей отбоя нет. С каждым пустяком лезут. Поэтому в критические моменты приходится, так сказать, не откликаться на сигналы.

– После вашего отъезда Анна Сергеевна тоже не захотела со мной разговаривать, – сказал Голубев.

Гусянов уставился на него тяжелым взглядом:

– Характер моей супруги крайне необщительный. Если закусит удила, вызвать ее на разговор – безнадежное дело. Тем более, что в мое отсутствие домочадцам запрещено вести какие-либо переговоры и впускать в дом посторонних людей. Для вас, надеюсь, не секрет, как под видом милиции проникают в квартиры и уничтожают хозяев. Я, конечно, приношу вам глубокие извинения за нетактичность Анны Сергеевны и в то же время прошу вас слишком строго не осуждать ее за это. Не зря ведь говорится, что береженого сам Бог бережет.

– Семен Максимович, – вновь заговорил Бирюков, – какой винтовкой ваш сын хвастался в Раздольном?

– Винтовкой?.. Ах, да!.. Привозил Володя из Кузнецка карабин с оптическим прицелом. Однако я быстро выставил его и сказал, чтобы никогда больше не появлялся в моем доме с таким оружием.

– Зачем ему такое оружие понадобилось?

– Володя постоянно был переполнен шальными проектами. В этом отношении, образно говоря, он напоминал вулкан, извергающий вату. Так и с карабином получилось… Намеревался парень уговорить Егора Захаровича в компании с ним зимой отстреливать лосей и продавать заготовленное мясо через наш магазин в Кузнецке. А не подумал, садовая голова, о том, что лицензия на отстрел стала безумно дорогой да еще транспортные расходы в большую копеечку выльются. Когда на калькуляторе прикинули раскладку, то вышло: овчинка выделки не стоит. На том и угомонился прожектер.

– Не знаете, где он тот карабин приобрел?

– Показывал документы из магазина и разрешение кузнецкой милиции… – Гусянов, морщась, стал медленно тереть ладонью левую половину груди. – Извините, Антон Игнатьевич… Физически скверно себя чувствую, и морально раздавлен. Совершенно не представляю, что теперь делать…

– Соберите волю в кулак и готовьтесь к похоронам, – сочувственно сказал Бирюков.

– Да, да… Хоронить Володю придется, видимо, в Кузнецке.

– Почему не в Раздольном?

– Не

хочу оставлять здесь сына одного. Все мои планы рухнули. Надеялся оставить нажитое многолетним трудом наследнику, теперь же… Придется продавать недвижимость и, чтобы поскорее пережить горе, перебираться на жительство в другое место. Кузнецк для этого, пожалуй, самый подходящий городок.

– Лучше Новосибирска?

– Компактнее… Когда и где можно забрать тело Володи?

– В любое время, в морге.

– Медицинская экспертиза уже проведена?

– Проведена.

– Так кто же все-таки убил моего сына?

– Пока не знаем.

– Но хоть какая-то надежда на выявление убийцы есть?

– Надежда, говорят, умирает последней, – невесело ответил Бирюков.

От разговора с Гусяновым у Антона осталось смутное чувство. На все вопросы Семен Максимович отвечал вроде бы искренне и убедительно. В то же время в некоторых его ответах проскальзывали едва приметные нотки то ли какой-то нарочитости, то ли умышленной недосказанности. Бирюков посмотрел на молчаливо сидевших Лимакина с Голубевым и спросил:

– О чем задумались, ясны соколы?

– О необъяснимых гримасах жизни, – со вздохом ответил следователь.

Голубев оживился:

– Знаешь, Игнатьич, у Семена Максимовича угнетающий, как у гипнотизера, взгляд.

– Чем он тебя загипнотизировал?

– Гипнозу я вообще не поддаюсь, а вот отрицательную энергию людей с нечистой совестью чувствую на расстоянии.

– Чувствовать, Славочка, мало. Желательно иметь еще и доказательства.

– Само собой! Я к чему, Игнатьич, говорю. Сейчас вот, рассказывая о своей супруге, Семен Максимович уставился на меня свинцовым взглядом. Точно такой взгляд я ощущал на себе, когда стучался в ворота «Белого дома». Могу держать любое пари: это Гусянов тогда наблюдал за мной из-за шторы.

– Не Анна Сергеевна?

– Нет. Она хотя и нахамила мне, но душа у нее чище, чем у Семена Максимовича.

– Слушай, душевед, – с улыбкой сказал Лимакин. – Может, тебе податься в экстрасенсы? Теперь шарлатанство в моде. Шутя разбогатеешь.

– Не подначивай. Сам разве не заметил, что Гусянов под маркой объективности изобразил сынка прямо-таки безобидной овечкой?

– Родителям свойственно ошибаться в оценке своих детей.

– Сознательные ошибки хуже преступления, – Голубев повернулся к Бирюкову. – Как думаешь, Игнатьич?

– Так же.

– Почему ты заинтересовался карабином?

– Нарезные стволы с оптическим прицелом – удобное оружие для киллеров. Можно издалека подстрелить заказанную жертву.

– Считаешь, Вован хотел на лосях набить руку в стрельбе из карабина с оптикой, чтобы потом стать наемным убийцей?

– Не знаю, чего он хотел, но, по-моему, лоси – это ширма. Трудно поверить в то, что человек, никогда не охотившийся даже на безобидных уток, вдруг вознамерился выйти против зверя, который при малейшей оплошке может превратить охотника в кровавое месиво.