Брызги шампанского
Шрифт:
Куделькин вздохнул:
– С шашлычной я сам переборщил. Надо было сделать ее поскромнее. Тогда бы обошелся без кредита и в кабалу к Семену Максимовичу не попал.
– У вас очень сложные отношения с ним были?
– Я старался вообще никаких отношений с господами Гусяновыми не поддерживать. Ни с отцом, ни с сыном.
– Видимо, чего-то опасались?
– Точнее сказать, понимал, что с такими людьми честные дела невозможны, а хитрить и заигрывать с ними считал ниже своего достоинства.
– Это сильно раздражало Гусяновых?
– Возможно, и раздражало,
– А Володя?..
– Тот по своей природной дурости иногда взбрыкивал.
– Каким образом?
Куделькин замялся:
– На серьезные пакости у него ума не хватало. Так, по мелочам шкодил.
– Например?..
– Примеры настолько неприятные, что и вспоминать их не хочется.
– В прошлом году не он стог вашего сена спалил?
– Подозрение падало на него. Охотники видели, как от загоревшегося стога умчался его джип. По справке ГАИ, такой марки автомобиля в нашем районе, кроме Гусяновых, тогда ни у кого не было. Я официально заявил об этом в милицию, но оказалось, что наши доблестные правоохранительные органы работают по замшелому принципу: не пойман – не вор. Пришлось мне утереться да сопеть в тряпочку.
– Исходя из своего горького опыта, вы и Андрею Удалому отсоветовали судиться с Гусяновым?.
– Судиться с Семеном Максимовичем все равно, что плевать против ветра. Он даже при крутой партийной власти выходил сухим из воды. Теперь же, когда все спорные вопросы решает чистоган, смешно надеяться на наше сиротское правосудие, у которого не хватает денег даже на канцелярские скрепки.
– И все-таки суд есть суд.
– А судьи кто?.. – краем глаза посмотрев на часы, иронично спросил Куделькин.
Бирюков, перехватив его взгляд, сказал:
– Богдан Афанасьевич, продолжительность нашего разговора полностью зависит от вашей искренности. Поэтому, если торопитесь, давайте говорить начистоту.
Куделькин усмехнулся:
– Я вполне искренне заявляю, что не верю никаким судам. Формулу российского правосудия вывел в своих баснях еще дедушка Крылов: у сильного всегда бессильный виноват.
– Формула не бесспорная и заслуживает серьезной дискуссии, – Бирюков миролюбиво посмотрел на фермера. – Однако вы своим твердым убеждением в ее непогрешимости разъяснили мне многое в поведении дуэлянта, стрелявшегося с Владимиром Гусяновым.
– Кажется, хотите сказать, что Гусянова застрелил я?.. – то ли с недоумением, то ли растерянно спросил Куделькин.
– В несправедливости суда убеждены не только вы, – уклончиво ответил Антон.
– Как это понимать?
– Довольно просто. Проведенное нами расследование и экспертиза показывают, что застреливший Гусянова не превысил меры самообороны и, если бы он не отрицал справедливость судебного разбирательства, то не скрылся бы тайком с места происшествия. Закон на его стороне.
– Откуда обывателю знать тонкости законов?
– Это уж его проблема. Прежде, чем покупать огнестрельное оружие, надо досконально изучить все, что касается его хранения и применения.
– Об этом легко рассуждать в прокурорском кабинете… – Куделькин встретился с Бирюковым взглядом. – Конечно, обстоятельства складываются так, что обойти меня подозрением невозможно. Тут и путаные отношения с Гусяновыми, и труп возле моего сена, при желании можно еще подобрать против меня кучу разных зацепок. Только свидетелей, подтверждающих мое участие в «дуэли», вам никогда не найти. Той ночью меня в Раздольном не было.
– Подбирать «зацепки», Богдан Афанасьевич, мы не станем, – глядя фермеру в глаза, сказал Антон. – Извините за прямоту, но я не верю, что вы, наученный прошлогодним пожаром, пропустили мимо ушей угрозу Владимира Гусянова и не позаботились об охране сена.
– У меня же комбайн вышел из строя в самый разгар жатвы. Пока держится сухая погода, каждый день уборочной страды на вес золота. Необходимость заставила срочно ехать в Новосибирск за шестерней.
– Значит, охрану сена вы поручили кому-то из верных своих людей.
– Да, я попросил приглядывать за стогами Егора Захаровича Ванина.
– Азартный охотник – ненадежный сторож при открытии охоты.
– Больше просить было некого.
– А Андрей Удалой?..
– У него ружья нет.
– Зато у вас есть.
– О том, какими последствиями чревата передача огнестрельного оружия другому лицу, я знаю.
– Это тоже одна из причин, понуждающих хозяина ружья затаиться, чтобы не предстать перед судом.
Куделькин опустил глаза:
– Не надо впутывать в эту скверную историю Андрея, который здесь совершенно ни при чем. А если бы, допустим, он с моим ружьем, как вы предполагаете, попал впросак, всю его вину я, не задумываясь, взял бы на себя и явился в прокуратуру с повинной.
– Явка с повинной автоматически не прекращает расследования.
– Почему же?
– Потому, Богдан Афанасьевич, что следственная практика знает немало случаев, когда плутоватые люди берут чужую вину на себя за деньги или из соображений дурной популярности.
– Выходит, мне бы не поверили?
– На слово – нет.
– А если, допустим, сейчас скажу, что это я застрелил Гусянова?
– Тогда следствие станет выяснять истоки конфликта, приведшего к печальному финалу.
– И если поддерживаемый могущественными связями Семен Максимович в своих показаниях окажется сильнее меня, то мне – верная тюрьма?
Бирюков улыбнулся:
– Богдан Афанасьевич, в старину на Руси говорили: «Не в силе Бог, а в правде».
– Теперь и время не то, и люди другие, – с горечью сказал Куделькин.
Разговор прервался телефонным звонком. Бирюков снял трубку и услышал бодрый голос Тарана:
– Итак, Антон Игнатьевич, сообщаю, как обещал, новые «уточнения». В подробности вникать не буду. Скажу только суть дела. Двадцать миллионов, которые Семен Максимович передал сыну, предназначались Рудольфу Молькину за намеченную ликвидацию фермера Куделькина. Однако неуправляемый сынок, как мы и предполагали, хотел сам в паре с Крупениным решить проблему, но нарвался на достойный отпор.