Бубновый туз
Шрифт:
Неподалеку сверкали огнями сразу три ресторана и еще два неплохих трактира, работавших едва ли не до рассвета. Так что наступало время разгула. Прохожие чувствовали себя в относительной безопасности — в двух кварталах находился милицейский участок, и наряд милиции по графику обходил все увеселительные заведения.
Проводив взглядом пролетку, в которой, развалясь, сидел моложавый щеголь в коротком пальто и барышня в меховой накидке, Кирьян процедил сквозь зубы:
— Жиганов на вас нет!
Остановившись у магазина, Кирьян прислушался. Тихо. Ничто не свидетельствовало
На углу ювелирного магазина, укутавшись в теплый полушубок, стоял сторож. Чтобы не замерзнуть, он обходил дом по периметру, иногда ненадолго останавливался у больших стеклянных витрин, где на манекенах красовалась бижутерия, выполненная под золото и серебро. Есть на что посмотреть. По озадаченному бородатому лицу сторожа было понятно, что в своих думах он вряд ли чем-нибудь отличается от обыкновенного скокаря.
Постояв еще минут десять, Курахин вернулся в котельную. Дверь открылась тотчас после короткого стука.
— Ну как? — встревоженно спросил Овчина, когда Кирьян прошел вовнутрь. — Было что-нибудь слышно?
— Ничего, — честно признал Кирьян.
Губы Романа расползлись в довольной улыбке.
— Я так и думал. Кажется, я на фундамент вышел… А ведь я так по камням колотил, что все вокруг ходуном ходило.
— Отколотил что-нибудь?
— Только самую малость, — вздохнул жиган. — Но мне кажется, что фундамент не такой крепкий, как я думал, еще немного врубиться, и он проломится. Кирьян, мне бы еще пару человек, тогда бы я уже через день его пробил.
Кирьян посмотрел на Савву Назаровича, стоявшего рядом. Тот слегка кивнул.
— Хорошо, — легко согласился Кирьян, — вижу, что дело верное. Завтра я тебе Егора подошлю, а с ним еще кого-нибудь. Сегодня у нас какой день?
— Вторник, — ответил Овчина.
— Вторник… — задумчиво протянул Кирьян. — Это хорошо. К субботе проломишь?
— Да я ее хоть…
— Не торопись, все должно быть путем. Пробей к субботе. У нас два дня будет, чтобы там повозиться.
Глаза молодого жигана весело блеснули:
— Сделаю!
— Ладно, вы тогда здесь долбите, а у меня еще кое-какие дела имеются.
Кирьян снова открыл дверь и канул в темноту.
С улицы по-прежнему раздавались разудалые крики кучеров, со стороны ресторана звучала бравурная музыка. Кажется, играли какой-то марш. Народ гулял.
Мимо прошли три барышни, одна из них, посмотрев на Кирьяна, весело рассмеялась. Чем-то этот смех напоминал Кирьяну заливистое веселье Марии. Ее образ преследовал его все последние дни, как наваждение, вытеснив всех остальных женщин. А ведь ночь, проведенную в ее обществе, он воспринимал всего лишь как проходной вариант, так сказать, чтобы утолить сексуальный голод.
Но не тут-то было!
А может, она его просто чем-то опоила? Так бывает, женщины ради любви способны на многое, например, подсыпать в питье какую-нибудь гадость, чтобы мужик прикипел к ней с потрохами. Чтобы мог только ее одну буравить.
Есть в глазах у Марии какая-то чертовщина!
Это
Ладно, хватит себя тиранить!
От принятого решения полегчало. Скорым шагом Курахин направился к освещенной улице. Махнув рукой, он остановил проезжавший мимо экипаж.
Извозчик, угодливо повернувшись к Курахину, спросил:
— Куда изволите?
— Вот что, голубчик, давай на Большую Полянку, за скорость полтину добавлю.
— Это я мигом, барин! — весело произнес приободренный кучер. — Но, пошла, родимая! — взмахнул он вожжами.
Лошадка засеменила рысцой, весело отбивая чечетку подкованными копытами о булыжную мостовую. Минут через пятнадцать экипаж прибыл на место. Жиган сунул кучеру деньги, и тот, зажав их в ладони, присвистнул:
— Барин! Да за такие деньги я не то что на лошадке, на собственном хребте доставлю тебя куда нужно. Если понадоблюсь, так я на Сухаревской стою, — заверил кучер. — Меня там все знают, Афиногеном кличут.
— Хорошо, милейший, не позабуду, — пообещал Кирьян и, уже не таясь, направился в сторону знакомого дома.
Последние сто метров он преодолевал с трудом. Ноги не шли, а вот душа просила развлечения. Был даже момент, когда он хотел повернуть обратно. Остановился, закурил. У подъезда тускло мерцала лампа, освещая обшарпанную дверь и забираясь узкой желтой полоской света в дальний конец коридора. А вот в глубине двора — темень. У изгороди промелькнула чья-то тень и исчезла за деревьями. «Наверное, какой-нибудь шпаненок», — презрительно подумал Кирьян и, отшвырнув папиросу, уверенно распахнул дверь.
Половицы под его ногами предательски скрипели, он мог запросто переполошить весь дом. Остановившись перед дверью Марии, он сделал глубокий вздох и попытался унять волнение.
«Странное дело, сколько баб перебрал, а с этой волновался, как безусый пацан, — недовольно подумал Кирьян. — А бабенка-то зацепила. Сладкая, стервочка!»
Прислушавшись, Кирьян негромко постучал в дверь. Из комнаты не доносилось ни звука. Фартовый испытывал глубокое разочарование. «Вот так всегда бывает, чего-то ждешь, на что-то надеешься, а оно пролетает мимо тебя, и оказывается, что все эти переживания — один сплошной пшик. И было бы из-за чего волноваться, а то комиссарша!»
Он хотел было уйти, как из-за двери раздался встревоженный вопрос:
— Кто там?
Фартовый нервно сглотнул слюну:
— Мария, это я, Матвей.
Следующая секунда показалась Кирьяну самой длинной в его жизни. Затем о деревянный косяк звонко ударилась цепочка, и дверь распахнулась.
Мария была в пестром халате, на ногах — пушистые тапочки.
— Проходи, Матвей, — пригласила Мария.
Такое впечатление, что они расставались всего лишь на несколько минут — будто бы он ходил за буханкой хлеба и теперь вот вернулся обратно. Стол уже накрыт, блюда расставлены, и оставалось только порезать буханку на аппетитные ржаные ломти.