Будь честным всегда
Шрифт:
Илика снова взорвалась и кинулась вон из комнаты, ее визгливый смех слышался сначала из соседней комнаты, а потом со двора.
Отец откинулся на спинку стула и начал тихонько напевать:
Что ты, пес дворовый, Лаешь у ворот?..Через стол донеслось его дыхание, и Миши с отвращением почувствовал запах вина.
Он с таким ужасом смотрел на этого красивого мужчину, будто увидел перед собой змею или дракона: его отец тоже выпивал, когда заключал
Тут Миши вспомнил, что время близится к пяти. Он встал, попрощался и быстро ушел.
На улице был такой сильный ветер, что чуть не унес его.
У господина Пошалаки Миши чувствовал себя усталым, был рассеян и читал запинаясь: сегодняшний день его очень расстроил.
Он не мог разобраться в этих людях; они и нравились ему, и в то же время он сердился на них, особенно на Шанику, за то, что тот не хотел учиться. Ведь у него нет другого дела. И ему есть смысл учиться.
Старшую сестру он уважал за ее натруженные руки и самопожертвование, но все-таки она слишком груба.
Белла — господи, какая же она красавица, ну прямо принцесса! А эта маленькая хохотунья? Просто удивительно, что никто ее не приструнит. Ведь даже когда он уходил, она торчала в коридоре и смеялась. А над чем? Да, когда старшая сестра сказала, что она как раз сейчас закончила бы университет… Он вспомнил об этом за чтением газеты и едва удержался, чтобы не рассмеяться. Что за глупая девчонка!.. Самая глупая на свете… И ему опять стало смешно.
Было как раз тридцатое ноября, и старый господин приготовил для него три серебряных форинта.
— Большое спасибо, — сказал Миши и положил деньги в свой маленький кошелек, в котором осталось уже только четыре крейцера. В этом месяце он жил всего на двенадцать крейцеров. Хорошо еще, что не пришлось ничего покупать.
А теперь у него есть три форинта, и они спокойно лежат в надежном месте, рядом с лотерейным билетом.
Радостно пританцовывая, он бежал домой. Его не беспокоили уже ни беды семьи Дороги, ни ветер, ни собственное будущее: в кармане лежали три звонких монеты!
Жаль только, что их всем не покажешь. Он боялся, что, если увидят соседи по комнате, придется тратиться.
Теперь Миши с радостью ждал завтрашнего прихода тетушки Чигаи, потому что он сможет заплатить ей форинт и двадцать крейцеров, — ведь он задолжал ей за прошлый месяц шестьдесят крейцеров. Но теперь пусть она приходит!
У него останется один форинт восемьдесят крейцеров, и он купит себе краски, золотую и серебряную; золотая стоит пятнадцать крейцеров, серебряная — десять.
Еще он купит карандаши и билет в театр.
Следующий день был воскресенье, первое декабря.
Декабрь! Само слово звучало празднично и таинственно. Наступление декабря означало что-то очень важное: в этом месяце будет рождество, а там и Новый год. Декабрь, рождество, Новый год — какие прекрасные слова!
Все-таки это надо как-то отпраздновать, пойти бы к кому-нибудь. И тут он вспомнил Тёрёков.
Он не был у них давно, с тех пор как начал работать, а ведь если ему удастся поехать на рождество
Сразу же после обеда он отправился на улицу Недьмештер.
Едва он увидел большой белый дом на перекрестке, выглядевший старше и благороднее других домов в Дебрецене, у него дрогнуло сердце. Счастливое было время, когда он жил здесь, — невинная пора детства…
Старенькая калитка, как и в прошлом году, не запиралась — до сих пор не сделали щеколду. Лестница, как всегда, выкрашена, коридор сводчатый, словно в старинной крепости. Деревья стояли голые, воздев к небу, словно руки, черные ветви. Без листьев они не были так красивы, как летом, когда под ними резвились маленькие девочки-первоклассницы. В задней части двора находился свинарник, в котором летом и зимой дядя Терек в пестром ночном колпаке и с длинным чубуком во рту кормил кукурузой своих свиней. А весной появились поросята, маленькие, беленькие, у них сквозь кожу просвечивались красные жилки. Они пили молоко, а иногда один из них забирался в корыто и ел оттуда вместе с матерью.
Миши взбежал по четырем ступенькам, будто его что-то подталкивало, он шел словно к себе домой, сердце его сильно билось. И почему он так давно здесь не был? Конечно, у него теперь столько дел!.. Не то что в прошлом году…
На кухне, как обычно, сидели и разговаривали тетя Терек и Илонка — им всегда было о чем поговорить. Большая просторная кухня, в которой стоял буфет и обеденный стол, служила одновременно гостиной; здесь и обедали, и проводили почти весь день.
— Смотри-ка, наш маленький гимназист! — воскликнула тетя Терек и протянула Миши свои большие руки; это была высокая, мощная женщина, просто гигант, но ее доброта и сердечность были еще больше. Лицо тети сияло, как луна.
— Господи, кто к нам пришел! — воскликнула Илонка, которая была маленькой и изящной, в отличие от своей матери.
Миши чуть не задушили в объятиях, тискали да присматривались: как вырос! Поправился или похудел? По словам тети Терек, кожа да кости, да и что за еда в столовой! А Илонка сказала, что он выглядит совсем неплохо — крепкий, здоровый мальчик.
— Ну, а что было на обед? — спросили обе одновременно с острым любопытством.
Об этом они никогда не забывали спросить. А Миши ломал голову и вспоминал: в следующий раз непременно запишет, что было на обед, чтобы можно было рассказать. Его самого это мало беспокоило: вбегут в столовую и — ам-ам! — проглотят, как поросята, что им дадут, и прочь от корыта.
Но в покое его не оставили, и пришлось вспоминать.
— Мясной бульон и вареники.
— Смотри-ка! Ну, а мясо-то куда они дели? Прекрасно устроились! А вам, значит, только бульон достается?
— Нет! Было еще вареное мясо с соусом.
— Ну, то-то… А какой соус?
— Какой соус?.. Томатный.
— Да какой же еще! Мама думает, кроме лукового да томатного, там может быть еще какой-то.
— Ну и как? Вкусно?
— Да.
— Так я тебе и поверила, как же! Будто ты понимаешь, что такое вкусно… Да ты и опилки съешь. А вареники были с чем?