Будь моей ведьмой
Шрифт:
Кто-то хмыкнул, с трудом сдерживая смех. Естественно, не мы с книгой и даже не Мислава.
И главное, на него никто не посмотрел даже, все прислушивались к происходящему в избе, даже печка гореть тише стала. А там что-то явно набирало обороты, потому как через мгновение прозвучало:
— Стужева, вылезай из печи по-хорошему!
Я дышать перестала, фолиант цыкнул и расстроенно так:
— Генри сдал. Говорила я Волку разобрать этот суповой набор на составляющие, так нет же, пожалел…
— Генри пожалел? — шепотом переспросила
— Да не, свой желудок. — Ядвига сокрушенно вздохнула, потом вздохнула тяжело и выдала: — Чего стоим, кого ждем? Иди уже, а то разберет ведь печь-то, с него станется.
Я подумала, кивнула и сделала шаг… куда-то, потому как идти тут некуда, дверей не наблюдается. Но печка сработала сама. Пылающий огнем миг — и я стою посреди избы. По углам жмется нечисть сказочная, в двух шагах от меня злющий Кощей-младший в парадном одеянии и даже с жезлом. И вот это разгневанное нечто медленно осматривает меня с ног до головы, как будто не он сам наряд выбирал и мрачно изрекает:
— То есть ты там, с ним наедине, в этом!
Сказочная нечисть, подумав, начала торопливо ретироваться с места предстоящего семейного скандала, Лиса Патрикеевна попутно рубашку и сарафан на стол положила. Я же подождала, пока двери за всеми, и даже за белочками, закроются и воинственно спросила:
— Чего пришел?
Стужев и на вопрос, и на мой воинственный вид отреагировал привычно, привык уже, и задал свой не менее воинственный вопрос:
— За каким лешим ты урага спионерила?
— Что значит «спионерила»? — возмутилась я.
— Хорошо, — прошипел Саша, — поменяем формулировку, раз ты уже вышла из пионерского возраста. Скомсомолила урага зачем?
— Скомсомолила?! — Нет, никогда не привыкну к его издевательствам над языком русским.
— Сматриархатила! — взревел Князь.
Из печи донеслось обиженное:
— А вот не надо над революциями стебаться, между прочим, мы-то его просто украли, а некоторые спатриархатить намеревались.
Нет, Саша не психанул после этого. Внук великого Кощея тряхнул ладонью, развеивая скипетр, после чего сложил руки на груди и очень недобро глядя на меня с высоты своего роста, выдал:
— Значит, ты там, с этим наедине, а книженция вам советами помогает!
И взгляд такой… Ну типа возвращается муж из командировки…
— Между прочим, с нами еще Мислава, — возмутилась я.
— Ага, советчиц, значит, двое… а ты с этим наедине! Да еще и с советами! И в таком вот виде!
Молча и с некоторым недоумением смотрю на Стужева, он на меня, я на Стужева, он на меня, я на…
— Короче, отдай мне урага, и я пошел дальше решать свои проблемы, — выдохнул Саша.
— Да? — Принимаю гневную позу, тоже сложив руки на груди. — А кто меня отправил в неопределенный пеший поход?
— В смысле? — Стужев удивленно бровь вскинул.
— Кто меня послал лесом? — разозлилась я.
— Маргош, я тебя домой отправил от греха подальше. — Он даже не оправдывался, он себя считал совершенно правым. — А ты взяла и спионерила моего главного информатора!
Из печки донеслось возмущенное:
— Ураг наш! — Пауза и кокетливое: — Он весь такой несчастный и отрицательный, а наша женская душа страсть как любит кого-нить поперевоспитывать.
— В смысле?! — взревел Стужев.
— В смысле Рите его жалко, следовательно, ураг наш, — резюмировала Ядвига.
Ей хорошо, она в печке, она не стоит, съеживаясь под наливающимся кровью взглядом ревнивого злодеюки кощеистого, и на ней нет развратного платьица и…
— Пирожок хочешь? — пролепетала я.
— Нет! — Рык, от которого вообще страшно стало.
— Молочка? — У печки я научилась, что ли.
— Нет!!!
— Медовушки? — Дожила, родного мужика спаиваю.
— Урага отдай, — потребовал Саша.
— Не отдадим, самим надобен, — вякнула Ядвига.
Блин, а помолчать не судьба?! Я возмущенно глянула на печку и откровенно побоялась посмотреть на Стужева.
— Маргошша?! — прошипела моя няшка фольклорная.
Шмыгнув носом, вжав голову в плечи, зажмурив глаза и вообще приготовившись к самому худшему, я честно призналась:
— Не отдам.
И тишина. Тихо так, только огонь в печи потрескивает да звери за окном не дышать стараются, потому как если дышать — окошечко запотевает и им не видать ничего.
— Так, — прозвучал уставший голос Стужева, — давай-ка ты сейчас переоденешься, потому как при тебе вот такой у меня начинаются проблемы с мыслительным процессом, а потом ты мне внятно объяснишь, на кой тебе ураг, между прочим, приложивший лапу к убийству Яги Миславы.
Ну вот после этого я осторожно глаза открыла, глянула на Князя, метнулась к столу, взяла одежду и ушла за печку переодеваться. И вот я одеваюсь там, а Саша задумчиво так спрашивает:
— Ритусь, ты не в курсе, почему я границу темных прошел без проблем, а Милу не пропустило, а?
— В курсе, — ответила я, натягивая рубашку. — И что, ведьма уже не на задании?
— Ведьма в истерике, — последовал тихий ответ.
Мы, Яги, народ жутко жалостливый — ведьму тоже жалко стало. Застегивая сарафан, я вышла из-за печи, подошла к Стужеву и не сдержала улыбки, когда он взял и сам все застегнул. С такой заботой и нежностью.
— Саш, — обвила его шею руками, — зачем она тебе вообще понадобилась?
Его ладони скользнули на мою талию, прижимая сильнее к телу сказочного злодея, и, склонившись к самым губам, Князь прошептал:
— Темные практически неуязвимы, но у ведьм есть парочка заговоров, способных обездвижить их на время.
Смотрю в сине-серые глаза моего Кощея и чувствую, как плывет мир вокруг, теряя реальность, краски, важность. И хочется быть и быть в кольце его рук, и чувствовать тепло его дыхания, и видеть, как на его губах играет счастливая улыбка.