Будь нужным: Семь правил жизни
Шрифт:
В марте 2018 г. я оказался в одной из самых паршивых ситуаций, какие только можно представить: «минимально инвазивная» по плану процедура замены сердечного клапана обернулась полномасштабной операцией на открытом сердце и реанимацией. Хирург, менявший клапан, нечаянно проткнул мне сердечную стенку, так что пришлось срочно вскрывать грудь и исправлять ошибку. А заодно и клапан менять – дедовским способом.
Пойди все по плану, меня выписали бы через пару дней, а еще через пару дней я бы скакал как ни в чем не бывало. Потому-то и решился на операцию. Несколькими неделями раньше я познакомился с 90-летним дедом, который как раз недавно через это прошел, и выглядел он так, будто просто отдохнул в спа. Удачный момент, подумал я: клапан пора менять. Срок его службы – 10–12 лет, а мой поставили в 1997
И вот я очнулся – с дыхательной трубкой в глотке. «Очень сожалею, Арнольд, – сказал врач. – Возникли осложнения. Пришлось вас разрезать».
Пока он объяснял, что произошло, у меня в голове вертелось немало разных мыслей и эмоций. Я перепугался: меня едва не прикончили. Я разозлился: теперь я стану огромной проблемой для продюсеров фильма. Я огорчился, вспомнив, сколько времени восстанавливался после первой операции на открытом сердце, а ведь тогда я был на 21 год моложе! И достаточно неприятно было услышать, что в больнице я останусь минимум на неделю, а без тренажеров – еще месяц. Меня не выпустят, пока я не смогу глубоко вдохнуть, не раздирая легких, ходить без опоры и опорожнять кишечник – или, как это назвал я, «объявить о победе» – без того, чтобы меня усаживали на унитаз и снимали с него.
Я уделил всем этим чувствам некоторое время, но потом, едва врачи наконец вышли за дверь, сказал себе: «Ладно, Арнольд, ты явно хотел не этого, но ты жив. Давай переключаться. Сейчас твоя цель – поскорее отсюда выбраться. У тебя есть задача: делать упражнения и показать результат, который будет означать выписку. За дело!»
Я нажал кнопку звонка. Вошла медсестра. Я попросил ее немного протереть маркерную доску на стене напротив и написать наверху «дыхание» и «ходьба», а ниже отчеркнуть линию. Всякий раз, выполнив серию дыхательных упражнений или прошагав какое-то расстояние – до конца коридора, до сестринского поста, до лифтов, – я просил ее нарисовать на доске палочку. Так же я тренировался в Граце, так же заучивал роли и речи. Эта система работает – и я умею ее применять. Кроме того, зримый прогресс придает уверенности и позволяет наращивать темп. А еще можно не считать в уме – то есть тратить всю душевную энергию на то, чтобы не замечать, как жжет мне легкие каждый вдох и выдох через аппарат, похожий на помесь химической колбы и кошачьей игрушки. Освободив голову от прикидок, лучше мне или не очень, я мог сосредоточиться на включении мышц ног, рук и спины при ходьбе по больничным коридорам – сначала с ходунками, потом с тростью, а потом и просто в сопровождении капельницы на колесиках, в мешок которой уходила трубка, торчавшая из моей груди.
«Объявление о победе» состоялось на сутки раньше намеченного, и домой меня вернули на седьмой день. Через месяц после операции (может, без дня или двух, если не путаю) я стоял в домашнем спортзале перед вертикальным блоком, поставив рядом капельницу и повесив на гриф трубку, которая все еще торчала из меня, и тянул гриф без веса, чтобы разбудить мышцы. Еще через месяц – добавлял вес с каждым подходом: 20 фунтов, 40, 60… Еще через месяц я сидел в самолете – и летел в Будапешт, на съемки, точно по договору.
Этой историей я делюсь редко. Но когда делюсь, многие спрашивают, подавал ли я в суд на врачей, едва не убивших меня на столе. И всякий раз я удивляюсь: мне такое даже не приходило в голову. Все ошибаются. Строго говоря, я заранее знал, что ошибки бывают и при этой операции. Годом раньше в той же самой больнице во время такой же процедуры погиб из-за осложнений актер Билл Пэкстон. Поэтому я согласился на операцию лишь при условии, что в той же операционной будет находиться в полной готовности бригада, оперирующая на открытом сердце. А кроме того, врачи тоже люди. Они стараются как могут – и, не забывайте, жизнь они мне спасли! Ради чего тащить их в суд? Кто от этого выиграет, кроме адвокатов? Кто и что получит хорошего, если дело закончится иском?
Знаменитый австрийский психолог Виктор Франкл, бывший узник концлагеря, говорил: «Мы не можем решать, что произойдет с нами в жизни, но мы всегда в силах выбрать, как относиться к происходящему и что делать». Так вот вам вопрос: сколько часов в неделю, по-вашему, вы тратите на недовольство событиями, в которые не в силах вмешаться? А сколько – на беспокойство о том, как бы не случилось то, чего вы не можете ни предвидеть, ни предотвратить? Сколько минут в день вы позволяете себе потратить на чтение новостей и постов в соцсетях, которые вас бесят, но не имеют никакого отношения к вашей жизни? Сколько злитесь за рулем – и несете эту злость с собой в офис, на учебу, домой? Мы только что говорили о том, как плотно расписан ваш день и как нужно беречь те драгоценные несколько часов, без которых не воплотишь мечту. Поддаваясь негативным эмоциям, вы позволяете им отодвигать ее, красть ваше время, обделять людей, которые идут за вами – родных, университетскую спортивную команду, проектную группу на работе, воинское подразделение, что бы то ни было еще.
Но вы можете вернуть это время! Переосмыслить его. Сделать полезным. Превратить негативную ситуацию в позитивный опыт. А для начала – останавливать себя всякий раз, когда принимаетесь жаловаться, давать команду переключиться и искать в ситуации светлую сторону. Если вы способны предпочесть радость ревности, довольство – ненависти, любовь – сожалению, целеустремленность – отрицанию, значит, вы умеете извлечь пользу из любой ситуации. Даже той, которая кажется поражением.
Обопритесь на неудачу
Ко мне все время приходят люди и спрашивают: «Арнольд, я не достиг цели, которую себе ставил. Что делать?» Или так: «Арнольд, я пригласил девушку на свидание, а она мне отказала». Или: «На этой неделе мне не дали повышения, которого я так хотел. Как быть?»
Мой ответ всегда прост. Учитесь на ошибках и говорите: «Я вернусь».
Зачастую ничего больше и не нужно советовать. Человек просто слегка напуган, немного приуныл, и, чтобы он двигался дальше, ему хватит ободряющего слова. Но некоторым хочется жаловаться на несправедливость мира, в котором то, чего им так страстно хотелось, не произошло именно тогда, когда это было нужно, – а думать, что сами недотянули, слишком обидно.
Я никого не осуждаю, говоря об этом: сам таким был. В 1968 г., проиграв Фрэнку Зейну свой первый американский турнир по бодибилдингу, я пришел в отчаяние и ночь напролет прорыдал в гостиничном номере. Казалось, на меня обрушилась тяжесть всего мира. Я спрашивал себя, какого рожна вообще приперся в Америку, оставив родителей и друзей, не зная языка, не знакомый ни с кем в Майами… Один во всем мире. Ради чего? Чтобы оказаться вторым после парня, который мельче меня?
В своем проигрыше я винил всех и вся. Думал, что сопернику подсуживали, ведь он американец. Что перелет из Лондона и паршивая еда в аэропорту за несколько дней до выступления дурно сказались на организме и тренировках. Проигрыш слишком ранил меня, чтобы я мог посмотреть в зеркало и признать: может быть, я недоработал сам.
На следующее утро за завтраком Джо Вейдер пригласил меня в Лос-Анджелес. И только через несколько недель, позанимавшись с ребятами в Gold's, я наконец смог увидеть разницу между мной и Фрэнком – и признать, что он победил честно и заслуженно. У меня не было такого четкого рельефа – в сравнении не только с ним, но и почти с любым из американских ребят в зале. Я был крупнее и симметричнее их, но они делали что-то, чего не делал я, – и это давало более резко очерченные мышцы. Чтобы стать лучшим, нужно было узнать, что же они делают, и повторить. Так что, едва устроившись в новой квартире в Санта-Монике, я пригласил Фрэнка пожить у меня, чтобы вместе потренироваться и поучиться у него. К его чести, он принял приглашение. Месяц мы ежедневно тренировались в Gold's. Фрэнк показал, какие упражнения делает, чтобы получить четкий рельеф, – и с тех пор ни разу не обошел меня.