Будь ты проклят, сводный!

Милтон Анна

Я отхожу от напольного зеркала на шаг, приглаживаю влажными ладонями низ джинсового сарафана.

— Иду, мам!

Слышу ее семенящие по лестнице шаги и нерешительно беру с письменного стола телефон. Разблокировав экран, взглядом цепляюсь за нашу с Адрианом фотку на заставке. К горлу подступают слезы и начинают душить, но я с трудом сдерживаюсь, запрокидываю голову, чтобы не заплакать, и даю себе возможность еще несколько секунд постоять в тишине.

Мой испанец не простит меня.

Я себя не прощу.

На

выходе из спальни сталкиваюсь с Курковым. Врезаюсь в его плечо и, держась за ушибленный нос, пячусь назад. Понятия не имея, каких враждебных выходок или гадких, полных сарказма изречений от него ожидать, я хватаюсь за дверную ручку, чтобы зайти обратно в комнату.

— Утречка.

Проронив короткое приветствие необыкновенно доброжелательным голосом, Антон проходит мимо.

…Словно ничего не было.

Быстро-быстро хлопая ресницами, я изумленно смотрю ему вслед.

Он предпочел забыть?

Что ж, хоть в чем-то я с ним солидарна.

Созерцание светящейся от счастья мамы отзывается во мне умиротворяющим чувством. Жаль, что зрелище мимолетное подобно волшебному миражу. Так горько с ней прощаться, пусть и ненадолго, что не хочется разрывать объятий.

— Детка, мы же не навсегда расстаемся, — мамин нежный смех щекочет ухо. — Всего-то на две недельки. Только если меня случайно не украдет какой-нибудь марокканский шейх…

— Размечталась. Притащу за шкирку обратно, как миленькую, — подыгрывает ец Аркадий Валерьевич и грозно трясет кулаком.

Я стискиваю мамулечку крепче. Уткнувшись носом в изгиб ее плеча, зажмуриваюсь. Даже год назад я не испытывала такого мандража перед тем, как сесть в самолет и пересечь полконтинента.

— Солнышко, я тебя очень люблю и с удовольствием бы простояла так до самого вечера, — отстранившись, мама накрывает ладонями мои щеки и дарит ласковую улыбку. — Но нам с Аркашей пора выдвигаться в путь.

— Ты же не планируешь сорвать им поездку, сестренка? — хмыкает Антон, раскачиваясь на пятках взад-вперед.

Я пропускаю мимо внимания неуместный вброс и стараюсь не смотреть в его сторону.

— Правда, Таш, время поджимает, — Курков-старший торопливо целует меня в обе щеки на прощание, берет маму за руку и ведет к черному автомобилю. Водитель, получив от босса команду в виде кивка, заводит двигатель.

— Я буду скучать, доченька! — одним залпом мама шлет мне сотню воздушных поцелуев.

— Хорошенько отдохни! — подпрыгивая на носочках, я усердно махаю ей рукой.

Когда автомобиль минует парадные ворота и скрывается из поля зрения, на меня лавиной сходит безбрежная апатия и опустошенность. Подавленность усугубляется появившейся передо мной фигурой Антона. Я инстинктивно отступаю от него на шаг.

— Чего тебе?

— А поласковее никак? — засунув ладони в карманы спортивных штанов, Курков с плавностью и осторожностью гепарда надвигается на меня. — Вот вчера-а… — растягивает рот в хитрой улыбке.

— Замолчи! — шиплю я. Мое лицо мигом заливается краской.

— Молчать

о таком — грех в чистом виде.

Я разворачиваюсь на сто восемьдесят. Конец дискуссии. Но Антон противоположного мнения и рывком дотягивается до меня. Грубо схватив за локоть, тащит назад и прижимает к себе.

— Я не собираюсь ничего забывать, Таша, — на вдохе произносит он, обжигая дыханием мою шею. — Я вчера охренеть как кайфанул. Не ври, что ты — нет. Не ври, что не хочешь повторения.

— Не хочу… — с мучительным стоном выговариваю я.

Антон вжимается в мою поясницу эрекцией. Я громко сглатываю, ощущая знакомую слабость в ногах и легкую затуманенность сознания. За что мне все это, боже? Почему эти запретные прикосновения вызывают такую реакцию у моего тела?

— Напрашиваешься на игру? — он кладет ладонь мне на живот и медленно ведет ею вниз, к подолу сарафана. — Хорошо, давай поиграем, раз по-другому ты не умеешь. За эти две недели я заставлю тебя лезть на стену от желания. Я сделаю так, чтобы ты умоляла трахнуть тебя. И в конце концов, — Антон наклоняется ближе к моему уху, — я это сделаю. Отсчет пошел, принцесса.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

АНТОН

— Тоха, еб твою!.. Ну ты прикрывать меня собираешься, нет? — с силой вдавливая кнопки геймпада, рычит на меня Мирон. Он превращается в разъяренного зверя, когда дело доходит до колды.

— Да пытаюсь я, — шикаю на него в ответ.

Дрю, изредка отвлекаясь от мобилы, посматривает на нас с безучастной ухмылкой. Он, разумеется, в наших игрульках участия не принимает. Сколько мы с ним корешимся, но так и не привыкли с Мироном к его отстраненности. Вроде бы всегда с нами, в компании, тем не менее, держится обособленно.

На мгновение я отвлекаюсь от шутерской игры, чтобы отметить — Дрю выглядит как-то иначе. Разглядывая его на протяжении секунды, понимаю, что изменился цвет волос. Вчера, когда мы вечером тусили у него в салоне, Дрю был блондином. Сегодня он брюнет.

— Бля-я… Тоха! — взрывается Мирон, потому что моя мимолетная невнимательность служит причиной нашего проигрыша. Старательно пыхтя, Градов отшвыривает на диван геймпад и хватается за голову. — Почти выиграли ведь… Да что б тебя, Курков. Паршивец!..

Я виновато пожимаю плечами и, небрежно проведя ладонью по затылку, пихаю Мирона в бок.

— Да ладно тебе.

В ответ он бухтит «пошел ты» и скрещивает руки на груди. Я открываю рот, чтобы чисто по-дружески подковырнуть Мирона, однако он опережает и выкатывает предупреждение:

— Вякнешь хоть что-то про то, что я выгляжу, как обиженная девчонка, и я тебя ушатаю, Курков. Мамой клянусь.

Как он узнал, что именно это я и хотел сказать?

Согнув руки в локтях, я отворачиваюсь и фокусирую внимание на Дрю.