Будь здоров, школяр
Шрифт:
– А если газу прибавить, - спрашиваю я, - что получится, а, Федосеев?
– Получится прибавление скорости,- говорит Федосеев,- скорость увеличится. Это если газу прибавить. Только здесь нельзя. Дорога плохая. Трясти будет, если газу прибавить...
– Ну и пусть трясет.
– А зачем нам?
– А интересно ведь, когда трясет...
– Машину-то жалко. И люди спят. Пусть поспят. Это мы с тобой не спим. А они спят. И пусть.
А если я без сапог останусь? Меня не жалко? Гнал бы ты, Федосеев, покрепче.
– А винцом-то попахивает, - говорит Федосеев.
А ведь действительно вином пахнет. Ароматный дух идет от бочки. И есть хочется.
Только вина нам не пить. Оно - в бочке. И пробка величиной с кулак.
– А пробку можно вытащить, - говорит Сашка на ухо мне.
– Вдруг Карпов услышит? Он нам даст...
– Конечно, можно, - говорит Карпов, не поворачивая головы.
– Это только прикажите - пара пустяков, - говорит Федосеев.
Мы съезжаем с дороги и останавливаемся у одинокого столба. Мы вытаскиваем пробку. Легко. Она как по маслу вылезает из своего гнезда. И сквозь морозный воздух пробивается облачко винного дурмана. Все сильней и сильней.
– Каждый пробует свою норму, - говорит Карпов, - не больше.
– Закусить бы, - говорит Сашка.
– Закусывать на батарее будем, - говорит Карпов.
Федосеев делает очень просто. Он берет резиновый шланг, которым бензин переливают, и опускает один конец в бочку.
– Котелочки подставляйте, - смеется Сашка, - чтобы не пролилось.
Золотое вино льется в подставленный котелок. Сашка прикладывается. Мы смотрим на него.
– Бензином воняет, - говорит он.
– Это ничего, - говорит Карпов и сплевывает. От отпивает несколько глотков.
– Чистый бензин, - говорит Федосеев, - шланг ведь. Ну-ка я попробую...
Мы распиваем пробу. Вино крепкое. Это чувствуется сразу.
– Нужно не дышать, когда пьешь, - говорит Сашка.
– Бензинный дух - это самое полезное, - говорит Федосеев.
– никаких болезней не будет. Это привыкнуть надо. Я-то вот ничего. Мне не противно. Привычка. Ну-ка дай-ка котелочек-то...
– Ну, теперь давайте по норме отливайте, и все, - говорит Карпов.
– А какая норма?
– спрашиваю я.
Никто не может объяснить, какая норма.
– Пока пьется, - говорю я.
– Но-но, - говорит Карпов, - это что еще за штучки! Я уже знаю, как будет. Выпью, и теплое, как огонь, пойдет по телу. Станет жарко, томно, странно.
– Ты не пей много, Федосеев, - говорит Карпов, - тебе машину вести.
– Водичка, - говорит Федосеев.
– Я этого добра могу два литра, и ни в одном глазу. Водичка.
– Да, - говорит Сашка, - это тебе, брат, не водичка. Водичка.
Я уже не могу пить. В котелке еще много, а я уже не могу. Губы у меня почему-то стянуло. Трудно рот раскрыть. А у Сашки весь подбородок в вине. Он только успевает передохнуть - и снова к котелку. А Карпов хватается рукой за бронетранспортер.
– Черт, от голода уже сил нет никаких, - говорит он.
– Пора бы ехать, - говорит Федосеев и лезет в кабину.
– Нашел место, где остановиться, - говорит Карпов, - на самых буграх. Ногу поставить некуда. Вот там поровнее место-то.
– А ты здорово ухлестнул, - говорит Сашка Карпову.
– Я еще не так могу. Я чистый спирт могу, - говорит Карпов.
– А тебя как зовут?
– спрашивает Сашка.
– Меня Алексеем зовут, - говорит Карпов.
Щеки у него красные-красные. И у Сашки тоже. Они как два брата.
Мы залезаем в машину.
– Тебе дать еще, Алеша?
– спрашивает Сашка.
Карпов мотает головой. Сашка сосет шланг. Вино льется в котелок.
– Ну-ка попей, - тычет Сашка котелок Карпову, - попей, Алеша, водичку...
Руки у Сашки короткие, словно два обрубка, а вместо головы винная бочка. Вот это голова!
– А куда же ты пробку-то воткнешь?
– смеюсь я.
– В рот, что ли?
А Сашка качает своей бочкой и молчит.
– А где шланг?
– спрашивает Федосеев.
– В бочке, - говорит Сашка.
– Купается, - смеюсь я.
– Купается?
– спрашивает Карпов.
– Я и не видел.
– Эх ты, Алеша, - смеюсь я.
Он хороший, этот Карпов, зря я на него обижался. Вон у него губы какие обиженные-обиженные. Я щекочу его шею.
– Эй, Алеша, - говорю я, - не грусти.
Сашка положил голову на бочку и спит. Пусть поспит. Он тоже хороший. Всё хорошо. Вот когда мне сапоги дадут, я еще не так воевать буду.
– Сашка, - говорю я, - заткни бочку, противно. А Сашка плачет. Большие слезы текут по щекам. Как у ребенка.
– Куда я еду?
– всхлипывает он.
– Надо мне больно ехать с вами! Меня Клава ждет... Где ты там, Клава?
Как противно пахнет. Смесь вина и бензина. А если смешать духи с персиками? Все равно противно. А если розы - с гуталином?.. Вот если тихонечко ныть, тихонечко-тихонечко, по-комариному, тогда легче.
– Тебе что, плохо, парень?
– спрашивает Федосеев. А мне не плохо. Только запах противный. И ноги не протянешь. Тесно.
– Приходи ко мне, - говорит Карпов, - я тебе покажу мою собаку.
– Куда приходить?
– Улица Волжская, дом восемь.
– Потеха, - говорит Федосеев.
А Сашка плачет крупными слезами. Он вспоминает свою Клаву. И утирает слезы ладонями. А мне не хочется плакать. Зачем плакать?.. А у Сашки опять вместо головы бочка. Она кружится, эта бочка, нет спасенья.
– Из-за фрицев этих ты меня, Клавочка, позабудешь... Купи мне пачку "Норда" на память... Простимся у порога, Клавочка, купи себе платок пестрый, - слышится из бочки, - а придешь - еще денег дам...