Будь здоров, школяр
Шрифт:
– Спи, мальчик, спи, - говорит мама. Она стоит надо мной.
– Мама, - говорю я, - я жив-здоров. Скоро вернусь... С победой...
...Утром в комнате тишина. На Сашкином месте спит водитель. В доме никого нет. Надеваю шинель. Бегу к машине. Вокруг нее ходит с автоматом на груди Сашка.
– А я?
– спрашиваю я.- Что же ты меня-то не разбудил?
– А ты спал - не добудишься, - говорит Сашка, - ты зашиб вчера. Тебя разморило.
– А ты так и ходишь? Один?
–
– Ну, походи немного, я погреюсь схожу.
Я - подлец и мерзавец. Вот я бы на его месте так, наверное, будил бы, пока не разбудил. Я бы больше своей нормы и не ходил бы, наверное. Я скотина. Проучить меня нужно. Я - предатель. Хоть бы кто-нибудь полез сейчас в машину, я его перерезал бы очередью. Из дому выходит старшина:
– Ну как, ежик, все в порядке?
Я ничего не отвечаю. А ему и не нужно это. Он забирается в кузов, зевает во весь рот:
– Иди зови ребят. Ехать надо.
– ...Погодите немного, - говорит нам мама Вики, - сейчас пирог из картофеля готов будет.
– Спасибо, нам пора, - говорю я.
– Вы пирог за наше здоровье съешьте с дочкой, - говорит Сашка.
Мы идем к машине. Маша сидит в кузове. Она улыбается нам.
– Выяснили точно. Еще тридцать километров до базы, - говорит водитель.
– Это потрясающе!
– говорит Маша.
– Все сели?
– высовывается из кабины Карпов.
И вдруг я вижу: бежит от дома через дорогу Вика. Она протягивает сверток. Я на ходу успеваю взять его.
– Это пирог!
– кричит она.
– До свиданья!
Мы долго машем ей руками.
– Как спалось?
– спрашивает Сашка у Маши.
– Мы с хозяйкой - отлично, - смеется она, - а вот товарищ младший лейтенант не спал, кажется.
– Они спали, - говорит старшина.
– Ну, значит, вы не спали, - смеется Маша, - кто-то три раза за ночь будил нас, в дверь стучал: "Маша, мне надо с вами поговорить!"
– Я не стучал, - говорит старшина.
НИНА
Карпов выходит из штаба дивизии. Мы смотрим на него.
– Пополнение уже ушло к нам, - говорит он.
– Мы разминулись. Ждать не стали.
– Вот и хорошо,- говорит старшина,- забот меньше.
– Будем американский бронетранспортер получать, - говорит Карпов, тоже штучка ничего себе. Берите, старшина, сапоги на складе, грузите полуторку и отправляйтесь. Мы в бронетранспортере.
Сапоги! Вот они когда. Настоящие сапоги. Вот теперь-то только и начнется по-настоящему. Сапоги... А то ведь, как обозник, в обмотках хожу. Даже стыдно. Автомат и обмотки. Ну уж теперь повоюем!
Карпов уходит по всяким отделам.
– В сапоги можно навертеть тряпок до черта, - говорит Сашка, - никакой мороз не прошибет.
– И не промокнут, - говорю я.
– Хорошо, - говорит Сашка, - тавотом подмазал и гуляй.
– И ложку можно за голенище заткнуть, - говорю я.
– Обуваться-то - одно удовольствие, - говорит Сашка, - потянул, и готово.
– Надо за ушки тянуть, - говорю я.
– Конечно, за ушки, - говорит Сашка. Он уходит знакомых поискать. Земляков. А я тоже похожу. Посмотрю, как тут люди живут.
Идет война. Идет она себе без передышки. Делает свои дела. Ни на кого не смотрит. Идет война. Ржавеет мой автомат. Ни разу я не выстрелил из него.
– Ты откуда взялся, господи?!
– слышу я за спиной.
Это Нина! Она в гимнастерке. Пустой котелок в ее руке. Это же Нина...
– В гости приехал?
– Тебя искал, - говорю я, - с тех пор все ищу.
Она смеется. Она рада. Я вижу.
– Ах ты, мой дорогой... Вот дружок настоящий. Не забыл, значит?
Ей холодно стоять. Мороз ведь и ветер.
– Пойдем-ка поедим. Поговорим, что да как, да? Она тянет меня за руку. Я иду за ней. Иду за ней. Мы сидим с ней в штабной столовой. В бараке. Никого нет.
– Все уже обедали, - говорит она, - это я опоздала. Сейчас выпросим у Феди порцию.
– Федя, - говорит она в окошечко повару, - дай, Федя, супу. Ко мне дружок с передовой приехал...
И Федя наливает полную миску супу для меня. А Нина отламывает кусок хлеба от своего.
– С миру по нитке?..
– спрашивает в окошечко черный усатый Федя.
– Здесь тепло, - говорю я.
– Ну как там у вас?
– спрашивает она.
– Коля как поживает?
– Нина, - говорю я, - а ведь я и в самом деле тебя искал. Думал-думал о тебе... Что же ты молчала?
– А мы сейчас поедим с тобой, а потом покурим, да?
– Что же ты молчала?
– Не пошла бы я обедать, наверное, и не встретились бы.
– Вот теперь я вижу, какие у тебя глаза. Зеленые. А то вспоминаю, а вспомнить не могу. Какие они? Какие? А тут понял наконец.
– Ты ешь, ешь. Остынет. Трудно там у вас?
– Знаешь, я даже представил однажды, как мы с тобой после войны встретились. На тебе - розовая жакетка, а шапки никакой...
– Совсем никакой?
– Мы идем по Арбату...
– Да ты ешь. Холодный, наверное, суп, да?
– Мне ведь скоро уезжать. Обратно. Хочешь, я тебе письмо напишу?
– А я тут девчонкам рассказывала. Там, говорю, у меня дружок есть. Черноглазенький. На всю войну - один. А они мне не верили. Смеялись. А ты ведь помнил меня, да?
– Почему же один? Других у тебя нету?