Будь здоров, школяр
Шрифт:
– Лезь ко мне, - говорит с печки тихий голос, - у меня тепло.
– А ты кто?
– Какая разница? Лезь. У меня тепло.
– Манька, - равнодушно говорит хозяйка, - смотри у меня...
– Тебя не спросилась, - говорит Манька с печи. А рука ее гладит меня, гладит.
– Лезь сюда.
– Обожди, ботинки сниму.
– Лезь. Какая разница?
Вдруг услышат?.. "Где ваша дочь, мадам?.." Вдруг услышат... Вот тебе и дочь!.. Возле Маньки тепло. Если я прикоснусь к ней, все полетит к черту. Манька... Неужели
– Тебя как зовут?
– Мария Андреевна...
Вот тебе раз! Как же так... У нее горячий упругий живот, руки маленькие, цепкие.
– Сколько вам лет?
– Шестнадцать. А что?
– Тишшше...
– А что? А что?
– Услышат...
– Пусть... Иди поближе.
– Манька, - говорит хозяйка, - ой смотри, Манька...
– Сама разберусь, - говорит Манька. А внизу покашливает Сашка Золотарев. А Коля говорит:
– Хозяйка, а тебе не холодно?
А Мария обвилась вокруг меня, и уже не понять, где я, где она. Все перепуталось.
– А сердце-то у тебя ой как бьется, - смеется она прямо в ухо, испугался, что ли? А Коля спрашивает:
– Тебе не холодно, хозяйка?
Так просто? И Нина вот так же? И все?..
– Ты что, неживой, что ли?
– Пусти меня.
– Да уж я шучу, дурачок...
– Пусти, Мария...
– Мария...
– говорит хозяйка, - как же, Мария. Дура белобрысая, а не Мария.
– Пусти, хуже будет.
– Ну давай так полежим, ладно?
– Пусти...
– Ну и вались на свою лавку, раз тебе с людьми тесно.
...На лавке - прохладно. Сашка покашливает. Коля говорит из своего угла:
– Хозяйка, замерзла ведь в тряпье-то. Хочешь, шинелью накрою?..
...Кто-то ходит по хате. И что-то шепчет. Это тихий торопливый шепот. Слов я не разбираю. Это, наверное, Мария там, на печке. А может быть, это хозяйка. А может быть, это и не шепот, а тишина. Но кто-то всхлипывает. Как трудно, наверное, в этом маленьком поселке. А меня завтра засмеют. Засмеют, засмеют! И поделом мне. Сама просила. Уговаривала... Засмеют. Утром встану пораньше, пойду в другую хату, или в штаб пойду, или в машину пойду... А она как огонь горячая. Мария Андреевна. Она первая смеяться будет. Шестнадцать лет... Коля про таких говорит "кровь с молоком"... А кто-то и в самом деле плачет. Или это за окном?
– Кто это?
– спрашиваю я.
– Не ори, - говорит хозяйка, - лег и спи.
Это у меня бред. А меня засмеют, засмеют... И все-таки кто-то плачет. А может быть, это Мария смеется?..
Утром Сашка Золотарев говорит:
– Похоже, что здесь припухать. Комбат картошку ест. Машины разбиты.
Сашка уже умылся. От него пахнет морозом. Щеки у него, как у ребенка, пунцовые. Уже успел все разузнать. А Коля спит. А в хате - ни Марии, ни хозяйки.
– Что ж с нами теперь будет?
– спрашиваю я.
– А ничего не будет, - говорит Сашка, - подождем новую технику - и снова.
– А машины побиты?
– Начисто.
– А кухня работает?
– Какая там кухня...
Сашка достает из мешка три пачки горохового концентрата.
– Вот выдали. Будем варить. Колю-то будить надо. Вставай, Мыкола!
И вдруг входит хозяйка. И снимает платок с головы. И я вижу, что она совсем молодая. И красивая.
– Вставай, Мыкола, - говорит Сашка. Но Коля спит.
– Зачем будишь-то?
– спрашивает хозяйка.
– Пускай его спит. Устал ведь.
Она говорит строго очень, а сама все на Колю смотрит.
– Давай сварю, - говорит она и берет у Сашки концентрат.
...Мы сидим за столом. Мы молчим. Едим похлебку гороховую. Мы едим деревянными ложками. А у меня ложки нету. Вот уйдем отсюда, и достану я свою дощечку. А уж этой деревянной сейчас поем. Давно ложки у меня не было... Мы едим гороховую похлебку, хлеба нет. Коля ест медленно. Изредка на хозяйку посматривает. А она сидит напротив. И тоже иногда на него глядит. И все. А я жду, что Мария вот-вот начнет смеяться. А она и не смотрит на меня. Я сейчас только и разглядел ее как следует. Она курносая такая. И лицо широкое. И на лоб смешная челочка спадает. А на носу несколько крупных не то веснушек, не то просто родинок.
– Ну как, конопушечка, - говорит ей Сашка, - как жить дальше будем?
– Проживем, - говорит Мария.
– Вкусная штука получилась, - говорит Коля и смотрит на хозяйку.
– А что это вы друг на друга и не похожи вроде?
– спрашивает Сашка. Живете вместе, сестры как будто, а не похожи...
– А мы и не сестры, - говорит Мария, - мы чужие. Просто живем вместе.
– А похлебочка-то ничего получилась, - говорит Коля. И смотрит на хозяйку. А она ничего не говорит. И вдруг входит Шонгин.
– Ну вот, принесло, - громко говорит хозяйка.
А Шонгин садится на табурет.
– Много народу побило, - говорит он, - и раненые есть. Увезли.
– И достает кисет.
– Покурим?
– спрашивает Сашка.
– А чего курить?
– говорит Шонгин.
– Тут и на одну не наберется.
– И показывает кисет.
– А ты где спал, Шонгин?
– спрашивает Коля.
– А я и не спал, - говорит Шонгин, - раненых больно много было. Пока всех подобрали - и утро.
– Сейчас бы покурить, - говорит Сашка.
– Покури, покури, - говорит Шонгин и затягивается. Он пускает большие клубы дыма. И говорит: - Вот зашел поглядеть, как вы тут.
А хозяйка наливает в чашки молоко. И Коля говорит:
– Слышь, Шонгин, концентрату тебе не хватило. Может, молока попьешь?
– Козье молоко, - говорит Мария.
– А я уже ел, - говорит Шонгин, - ел. Гургенидзе ранило. Я супу сварил ему и себе.
Бедный маленький грузин. Совсем мальчик. С вечной каплей на носу. "Попадалься - не попадалься..."