Будда и Моисей
Шрифт:
Мысли роились в моей голове, как пчёлы в улеи. И я подумал: Раз судьба привела меня в этот таинственный сад, значит, пришло моё время приобщиться к вечным тайнам. И если мне выпала такая доля, и сию чашу не миновать, то не лучше ли будет для меня принять всё, как есть, и обрести этот мистический опыт, который поможет мне найти мой путь и выполнить своё предназначенье на земле. И тут же я подумал, что если монахи делят весь мир на пять миров: желаний, страстей, скотско-растительный, человеческий и божественный, то мистический опыт даёт возможность соприкосновения с духовным, божественным миром. И я способен также и на внутреннее, а не только на внешнее постижение природного мира.
Но в этот момент я вновь ощутил себя школяром, простым семинаристом, хотя и никогда и не учился в семинарии. Я понял всю трагикомичность моего положения из-за моих притязаний на истинную святость и готовность понять мистическую сторону реальной жизни. Да кто я такой? Я не только ни святой отец, но и даже ни служитель церкви. Я – великий грешник, соблазнивший когда-то чистую и невинную девушку, которую потом бросил, уехав в Японию, и вот недавно, встретившись с ней, уже замужней, вновь совратил её, увлёк с собой в это опасное странствие, и даже не смог защитить. Ведь это я погубил её жизнь.
Имею ли я право прикасаться к святыням? Достоин ли я называться священником, спасителем мира. Всю мою жизнь я горел одним лишь желанием приблизиться к Истине, соприкоснуться с ней, чтобы познать глубину божественного мироздания. Но чтобы обрести божественную мудрость, не достаточно опираться на образование или подражание святым отцам, а необходимо самому, выбрав путь, совершить некий духовный подвиг, преодолеть те границы, которые отделяют мудреца и святого от обычного человека. А это – неустанная борьба самого с собой. Ведь я же понимаю, что многие люди на земле заражены безмерным честолюбием и наивными иллюзиями получить нечто такое, что их возвысит над всеми другими, будь то постижение Истины, приобретение известности и власти или получение богатства. Эта черта присуща всем. Каждый человек в жизни, так или иначе стремящийся к счастью и успеху, лелеет в своей душе желание стать выше других, стремится к недостижимому, заражаясь самообольщением, что он может сделаться лучше и удачливее. А иные, так вообще, мечтают быть пророками или великими подвижниками, воображая себя моисеями, буддами или христами. Но для того, чтобы стать таким подвижником, необходимо создать своё учение, в котором сама истина была бы выстраданной, а не заимствованной из других учений. Но мне это пока не по силам, потому что я очень мало знаю о мистическом опыте других людей. И для того, чтобы создать что-то своё, наверное, необходимо чему-то научиться у других.
Ведь все умные мыслящие люди, провидцы и мудрецы обязаны разбираться в неких знаниях, где малопонятные вещи для обыкновенных умов являются само собой разумеющимся. Это, так называемые, мистические тайны и скрытые истины. Если они не откроются, то о каком просветлении может идти речь? Нельзя заимствовать что-то, если ничего нет своего собственного.
И для начала нужно проникнуть внутрь себя и попытаться отыскать тот самый внутренний стержень, который напрямую связывает меня с природными знаниями. Мой стержень – Православие, христианство. И никто меня не переубедит, что другие религии мощнее и более приближены к Истине. Да, Будда учил человека, как самостоятельно исправить себя и привести себя к спасению. Моисей учил свой народ, как исправить свой народ и доминировать с ним над другими народами, и только Иисус Христос учил всех, как исправлять себя и помогать своему ближнему, не взирая на принадлежность его к какому-либо народу, и как спастись всем и спасти наш мир. И в этом смысле Православие является истинным христианством, которое не идёт ни на какие уступки и компромиссы со своей совестью. Только в нём обозначен ясный выбор между добром и злом.
Я вновь сел возле спящих монахов и подумал: Что же я здесь делаю? И почему я среди буддистов, а не среди своей братии? И тут же я подумал, что можно, оставаясь самим собой, изучить и другой мистический опыт. Ведь и у Иисуса Христа была возможность познакомиться с мудростью Востока, именно к нему с Востока пришла звезда и остановилась над тем местом, где он должен был родиться. И, может быть, я, следуя за этой же звездой, познаю истинность православного учения и проникну в его самую сакральную тайну. Ведь был же золотой век, когда древние христиане, общаясь с восточными мудрецами, смогли не только утвердиться в своей вере, но и познали все её мистические стороны, научившись творить чудеса. Да, тогда ещё существовали истинные святые, настоящие люди и подлинное понимание сущности природы Человека, Бога и Святого духа. Это сейчас уже все стали распущенными обывателями, которые пытаются своё развращённое, испорченное время сравнивать со счастливым прошлым, взирая на своих предков с чувством зависти и сожаления того, что утратили их свойства и умение находиться в гармонии с миром. Да, когда-то нашим предкам были известны те стародавние божественные истины, которые их зажигали благородным и безудержным стремлением к чему-то значительному, вечному, самоценному, побуждая их на духовный подвиг и преображение в желании превзойти себя и добиться невозможного. Но эта тяга к идеалам вновь может возвратиться в наше общество и вернуть людям стремление ещё раз попытаться стать совершенными, теми богочеловеками, которыми были наши предки, наделённые великой мудростью и знанием, как через трансцендентность обрести бессмертие.
Мне вдруг вспомнилась Родина. И перед моим внутренним взором промелькнули светлые картины моего прошлого: детства, юности, студенчества, когда я иногда целые дни проводил на природе, бродил по полям и лесам в одиночестве и, мне казалось, напрямую общался с Господом Богом. Я видел в синеве рек белые купола церквей с золочёными крестами, слышал колокольный звон, и очень часто думал о вечном, сидя на берегу чистых речных потоков.
Мне просто был необходимо общение с этими монахами, хотя бы для того, чтобы сравнить их мистический опыт с православным.
Когда я посещал церкви и стоял в толпе молящихся на богослужениях, то понимал, что именно в православии мистической опыт имеет ярко выраженный объективный характер. Я всей душой ощущал, глядя на лица верующих, что они участвуют в своём роде выхождении из своих тел и присутствуют на духовной встрече с проявлением мистических сил. Мои посещения церкви были самыми яркими страницами моей жизни, когда я сам участвовал в подлинной жизни Православия. И его мистика была похожа на некий воздух небес, напоённый благоуханным ладаном, окружающий меня и всех молящихся в церкви в той или иной степени уплотнённости. Он как бы, постоянно двигался, поднимался и уходил с лёгким дымком в глубину купола к ликам святых и угодников, увлекая за собой мою душу. Стоило мне только войти в нашу православную церковь, и уже на пороге я ощущал эту особую мистическую атмосферу, которая погружала меня в некое пространство, отделённое от реального мира. А во время богослужения и молитвенного песнопения, мы все, находящиеся в церкви, как бы перемещались в Царство Божие, и напитывали себя такой чистотой, что её хватает до нового посещения церкви. Почему такое происходит только в нашем православном "намоленном храме"? – до сих пор я не мог понять. Может быть, из-за того, что именно на нас тогда опускалось облако славы божьей.
Я лёг на спину и устремил свой взгляд в небо. Оно было синем и чистым, и только одно облачко висело над нашим эдемским садом.
И раньше моя жизнь в Православии была связана с видением иных миров. Без этого видения она просто как бы и не существовала. Во время богослужения я как бы вместе со всеми проникал в этот мир божий, и, опираясь на воспоминание духовного предания, как бы напрямую общался с Господом, Матерью Божьей и святыми, и через это общение ощущал причастность к вещам невидимого мира. В той мистике я обретал свою новую реальность, и постоянно пребывал в ней. Мне казалось, что именно та нисходящая на меня атмосфера делала меня причастным к святости, к подлинности моего истинного существования во вневременном пространстве. Я ощущал только в своей церкви нечто неподдающееся ни описанию, ни объяснению, нечто такое, от чего чувства и переживания невозможно было сравнить ни с какими другими моими бдениями в буддистских монастырях и моим стремлением и потугой к просветлению. Именно та святость православия зажигала всегда во мне фонарь духовности, того особого состояния, которое невозможно сравнить с тем, что я переживал здесь, в Японии, стараясь с буддистами разжечь в себе дух просветления неведомо каким огнём, который пока так и не зажёг ещё мой духовный фитиль. Может быть, мне не хватает того мистического реализма моей церкви и того состояния души во время православного богослужения, вне которого всё теряет свою силу, и не получается той совершающейся мистерии боговоплощения.
На этих мыслях я задремал и окончательно провалился в пустоту.
День седьмой «Летающий Заяц»
Этот бренный мир,
С чем сравнить могу тебя?
Рано на заре
Так от берега ладья
Отплывает без следа…
Песнь настоятеля буддийского монастыря Сами Мансэя (III-351) «Манъёсю»
Und Gott sprach: Es werden Lichter an der Feste des Himmels, die da scheiden Tag und Nacht und geben Zeichen, Zeiten, Tage und Jahre und seien Lichter an der Feste des Himmels, dass sie scheinen auf Erden. Und es geschah also.
Вдруг я неожиданно проснулся. Монахи ещё спали. Лёжа на спине, я устремил взгляд на небо и следил за движущимся облачком над нашим садом. Вот оно остановилось, зависло в воздухе как воздушный шар, расцвеченный пронизывающими лучами солнца. Облачко постоянно меняло свою конфигурацию. В какой-то момент я вдруг уловил в нём некую схожесть с лицом моей возлюбленной Натали. Оно мне показалось мертвенно бледным, как её посмертная маска.