Будда и Моисей
Шрифт:
Внутренне я содрогнулся от увиденного и подумал: Только не это, только бы она осталась в живых, только бы избежала смерти. Говорят, что люди становятся совершенными и наделёнными великой мудростью только одно-единственное мгновение – в момент смерти, и что смерть является не чем иным, как постижением конечного смысла, последним, наконец-то свершившимся актом самоотречения. Но я не хочу, я не желаю всей своей душой, чтобы моя ненаглядная возлюбленная Натали таким образом достигла этого совершенства, конечного результата своей жизни. Пусть она будет всегда такой, какой она есть, и не меняется. Я буду любить её даже глупенькой, но только бы она жила, пусть она будет несовершенной, пусть делает массу ошибок в своей жизни, путь даже предаст меня, но только бы она оставалась в живых. Мне не нужна она мёртвая.
Но почему я в этом облаке увидел её лицо? Ведь именно лицо отображает личность. А что такое личность? Это – нечто свойственное только одной сущности, но это не сама сущность, самосознающая своё бытие, и ощущающае своё "я" в этом мире. Личность – это то, что нас напрямую связывает с самим Господом Богом, потому что в каждой личности отображена божественная сущность, это – не природа, а наше отображение Бога в нашем естестве. И личность женщины намного чище личности мужчины, потому что, как сущности, мы имеем в себе те же ипостаси и обладаем тем же духовным инструментарием, которым являются наш ум, сердце и дух. Но не случайно именно женское природное начало чистой и непорочной Девы Марии было способно зачать в себе от Святого Духа нашего Спасителя. Поэтому женщина является по своей природе нашей формой, которая при помощи нас отливается и рождает добро или зло. Вот почему я так привязан к своей Натали, потому что именно она является источником моей чистоты и моего исправления в жизни. Не женщина влияет на мужчину, а мужчина всегда влияет на женщину, делая её прекрасным ангельским созданием или дьявольским исчадием ада.
Всё зло таится в нас, в нашем мужском начале. Наконец-то я это понял. И я понял, почему я никак не мог проникнуть в её сознание. Да потому, что она является полным отражением меня, и то, что я в ней посеял, то и получал. Как я могу её познать, если я не способен познать даже самого себя, проникнуть во все тайные уголки своего сознания. Да и что представляет собой наше сознание, сознание нашего бытья или мира? Мне даже не известно, откуда проникают мысли в мой разум, и чьи это мысли: мои собственные, божественные, или они – от лукавого, а может быть, от какого-нибудь другого человека. Наш мир – это мир мыслей, а если точнее, то мир слов, и только тот потусторонний мир – это мир молчания. Там нет слов, мы ничего не слышим из того мира, но мысли из него к нам всё же приходят.
И где сейчас находится Натали? В этом мире или уже в потустороннем? Поэтому я не слышу её голоса, а слышу лишь её лёгкий слегка иронический смех. Как научиться мне общаться с ней? Как заставить её говорить со мной, если она уже находится в ином мире? Ведь если я смогу установить с ней связь, то, может быть, я смогу восстановить её тело, то есть соединить её душу с телом, оживить её, несмотря на то, что если она его давно покинула.
И я ещё раз горячо помолился за её спасение, вкладывая в эту молитву всю мою душу. Облачко рассеялось. Мои мысли начинали путаться, меня одолевал сон, а мои мысли расходились в двух направлениях. В них то, появлялся, то исчезал отец Гонгэ. Он говорил, как бы исповедуясь передо мной:
"Часто я задаюсь вопросом, как Ричик мог попасть под ноги моей сестры и расстаться с жизнью? Мне всегда казалось, что птицы – самые быстрые существа на свете. Самые подвижные, самые неуловимые. И сердце у них колотится намного быстрее, чем у других обитателей земли. Они обладают такими возможностями, каких нет ни у кого в мире. Они умеют летать. Полёт – их стихия. Иногда даже пуля не может их настичь в полёте. И вдруг, такая глупая смерть. Оказаться в то время и в том месте, когда на тебя кто-то наступает в темноте и лишает жизни. И это происходит при всех их неординарных способностях, наделённых Всевышнем. Какой-то абсурд. Думая об этом, начинаешь верить в судьбу".
Я вспомнил Натали в самом начале нашего знакомства, когда она была ещё чистой наивной девушкой. И она предстала в моём воспоминании студенткой училища хореографии, стройная, тоненькая с длинными ногами. В тот вечер мы сидели в кафе, и я впервые предложил ей выпить пива. После нескольких глотков из большой кружки она, вздохнув, мне призналась:
– Мне так хочется посмотреть весь мир, побывать во всех странах. Если я стану знаменитой балериной, то тогда смогу объехать весь мир. Только ради одного этого уже стоит учиться искусству балета.
– Но, – возразил я ей, – это слишком сложный путь, для того чтобы объехать мир, достаточно стать переводчицей и знать иностранные языки.
– Но языки можно учить, занимаясь балетом, – сказала она.
– Знаменитой балериной стать не так-то просто, – заметил я, – для этого нужно будет переспать с тем, кто будет продвигать тебя в этом искусстве. Уж такова судьба всех балерин и актрис. А если ты будешь знать хорошо иностранные языки, то сама необходимость заставит людей прибегать к твоим услугам. Так что определись, нравится тебе балет или иностранные языки, хочешь ли ты покорять зрителей свои искусством, ночуя в номерах со своим хореографом, или путешествовать более-менее независимо и посмотреть весь мир, полагаясь только на свои знания языка.
– Неужели всё так сложно, – вздохнув, произнесла она.
– Не знаю, – ответил я, – но каждый выбирает свой путь.
– Из меня бы получилась хорошая балерина, – сказала она, – мне так нравится танцевать на сцене, иногда я там ощущаю себя летящей птицей. Но я бы никогда не разделила ни с кем постель не по любви.
– Тогда тебя просто задвинут, и ты не станешь известной.
И тут я с ужасом понял, что, обучая её французскому языку, сам затащил её в постель.
И опять перед моим внутренним взором возникло лицо отца Гонгэ, он как бы продолжал свою исповедь:
"Каждому из нас предначертана смерть. Какая она будет, как произойдёт? – Этого мы не знаем. А если бы знали, смогли бы уберечься от неё? Мне кажется, что Ричик, что-то предчувствовал перед смертью, когда он носился по клетке и ругался. Может быть, он знал, что умрёт этой ночью? Но не знал, как это будет. Убегая от смерти, в темноте он столкнулся с ней. А может быть, ему так опротивела эта жизнь, что он сознательно полез под тапочек моей сестры. Такая мысль приводит меня в ужас. Если так, то, значит, я виноват в его смерти. Правда, я не знаю, почему, но чувствую свою вину. Может быть, нам не стоит вольнолюбивых птиц сажать в клетки и приручать. От этого они становятся слабыми и беспомощными, такими как Ричик, который даже не научился летать. Таких птичек нам не стоит увозить из того климата, где они живут. Окажись он один на воле у нас, то замёрз бы зимой. Почему мы, люди, не думаем о таких вещах? Может быть, мы и птицы тоже живём в разных измерениях, которые проявляются в одном нашем физическим мире. И, похищая птиц из своей среды и погружая в своё измерение, не совершаем ли мы насилие над природой»?
И тут опять в голове у меня возник образ Натали перед наши расставанием и моим отъездом в Японию. Она смотрела на меня грустными глазами и долго молчала. Это случилось сразу же после моего сообщения ей о командировке.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал, – сказала она, – я не представляю, как буду жить без тебя. Ведь ты, как говорил Антуан де Сент-Экзюпери, несёшь ответственность за прирученных.
– Но ты же не цветок, – ответил я ей с некой долей легкомыслия, по своей глупости, – ты – вольная птичка. Если ты будешь цветком, то дождёшься меня, но если будешь птичкой, то в какую бы клетку я тебя не посадил, ты всё равно улетишь.