Будем жестокими
Шрифт:
– Не понимаю. Но давай попробуем. Вот тебе вопросик - чего ты добивался, отдавая меня властям, неужели всерьез считал, что я террорист?
– Я по глупости стал сотрудником этого вонючего Учреждения. Мне казалось, что это оградит меня от всей этой мерзости. Это была ошибка. Оказалось, что защиты не может быть в принципе.
– Ну а я-то, я-то чем тебе помешал?
– Да брось ты, Поль. Мои служебные обязанности требовали от меня решительности. Я ошибся. Вот и все.
– Но все-таки...
– Что ты тут дурака ломаешь! Прекрасно же знаешь, что ты
– Значит, меня использовали, как сборщика фактов?
– Да.
– И ты?
– А что я глупее других?
– Ну и как, удачно?
– Еще бы! Как, кстати, ты называешь все это дерьмо вокруг нас?
– Процесс.
– Процесс.. Что ж, здорово... Писатель, он писатель и есть. Молодец. Мастер слова... Так вот, о Процессе я узнал из твоих книг.
– Я горжусь. Но все-таки...
– Не утруждайся. На прямо поставленный вопрос ответить нельзя. Если не прочувствуешь - то не поверишь, а если прочувствуешь - зачем тебе ответ. Но, по-моему, все это ты знаешь и без меня.
– Мне непонятно, как же я распространяю информацию?
– Я уже сказал. Твои книги. То, что ты называешь фантастикой. Твои ассоциации очень точны и позволяют прочувствовать то, что не поддается причинно-следственному анализу.
– Спасибо. Но почему же все требуют, чтобы я никогда больше не писал фантастику. Не понимаю.
Федор от души засмеялся.
– И я требую - не пиши фантастику! Рассказывай мне свои сюжетики и больше никому ни слова! Информация - давно уже стратегическое сырье. А твои попытки сделать ее общедоступной, естественно, пресекались и впредь будут пресекаться. Кто владеет информацией, владеет миром. Надеюсь, это тебе понятно. Конечно, все тебе говорят - не пиши, а приходи к нам и говори.. Так?
– Хорошо. Но вот, если бы ты сейчас не пришел, ребятки отравили бы меня и все... И никакая любовь к информации меня бы не спасла.
Федор помрачнел. Видимо, он немного преувеличивал свое проникновение в Процесс. И сейчас, когда этот очевидный факт не укладывался в его модель, он разозлился
– Да, это непонятно. Да, могли убить.. Но.. не убили же!
– Кстати, а какого черта ты приперся?
– Мне позвонила девчонка твоя, сказала, что ты ждешь меня ровно в 16. 26.
– Какая девчонка?
– Ну, Лена..
– А как ты в квартиру попал?
– А что? Ключ-то у тебя по-прежнему в щели за почтовым ящиком.
– Все сходится.
– А ты думал - чудо? Ладно, я ухожу, ты посиди здесь, подумай. И личная просьба - не пиши пока фантастику. Давай лучше задавать друг другу вопросы. Я со своей стороны от тебя ничего скрывать не собираюсь.
И он ушел.
Поль попытался проникнуться гордостью, ведь было же что-то почетное в том, что он обладает этой удивительной чувствительностью к Процессу. Но у него ничего не получилось - может ли испытывать радость амперметр от того, что лучше всех измеряет силу тока? Да и причина его необычной способности вряд ли может служить источником гордости - та самая асоциальность, признаваться в которой до сих пор считается позорным. А вот надо же! Сгодилась!
А ведь сравнение с амперметром, пожалуй, никакая и не аллегория, неожиданно сообразил Поль.
– Очень уж похожа на правду. Меня же использовали. Как прибор. И Федор это подтвердил. Но если идти дальше в этом сравнении - кто-то же меня сделал? Ну, не сделал - подготовил к работе, откалибровал, отладил, натравил на Процесс...
Кто?
Наверное, тот, для кого Процесс неприемлем. Тот, кто целенаправленно добивается, чтобы я писал фантастику и печатал ее. Я знаю только одного такого человека - Ленку.
Почему я вообще занялся сочинительством? Только из-за Лены. Мне очень хотелось понравиться ей, а для этого надо было работать и ухитриться удивить ее хоть каким-нибудь умением. Мне до дрожи нравилось, когда она называла меня молодым дарованием, я млел и из последних сил строил из себя это самое молодое дарование.
А потом она ушла от меня. И оказалось, что за душой у меня осталось лишь одно - литература. Работа, наука... они уже не грели. Было так приятно погружаться в придуманный мной самим мир, неторопливо подбирая слова, поддерживающие последний мостик, соединяющий меня с нею. Я писал для нее. И она вернулась.
Потом Запрет, тут уж литература стала для меня источником дохода, я стал модным писакой, а Лена опять ушла.
После Амнистии я завязал. И загорелся только после встречи с ней в Распределительном пункте. Меня как будто включили, и я опять стал машиной, поставляющей сюжеты.
И Процесс - это ведь не я придумал или там почувствовал - это Лена спросила: "Вас обманули?"
И моя любимая идейка о нравственности - это же Ленкины слова. А теперь она спасла мне жизнь.
Она как будто пасет меня. Идиотское положение - все плохое во мне от Процесса, все хорошее - от Лены.
С Процессом, кажется, разобраться удалось. Теперь осталось выяснить, кто же такая Лена?
Поль быстро собрался и отправился в гости.
Как же с ней говорить, думал он, подходя к знакомому подъезду. Смогу ли я когда-нибудь понять - кто она? Инопланетянка? Самому смешно. Ну... а вдруг... Удивительное положение. Я, вроде бы, подготовился к тому, что давно нахожусь в фантастической ситуации, но не до такой же степени, черт побери! Я не могу себя заставить себя верить в столь невероятные вещи! Весь опыт моей жизни, мое воспитание, мое мировоззрение - не дают моему сознанию смириться, что очевидное может быть столь чудовищно фантастическим. Но до чего же интересно!