Будем жестокими

Моисеев Владимир

А если он скажет что-то такое, что и через пять лет никто не поймет? Доверять? Но так можно дойти до абсурда. Предположим, ждем пять лет, а потом оказывается, что профессор был не прав. Или еще более вероятный случай - проходит четыре года м десять месяцев, а он заявляет, что то-то и то-то было неверным, а надо было заниматься тем-то и тем-то. Про второе, естественно, мы поймем через пять лет, а про первое сразу становится понятным - неправильно. Вернет ли профессор зарплату за четыре года десять месяцев назад? Ну и так далее...

Конец

у рассказа оптимистичный - профессор бросил свою завирательную науку и занялся общественно-полезным трудом - складывает коробочки для обуви. И счастлив, потому что теперь каждый может сразу увидеть результаты его труда...

А что, забавно получилось.

Профессор, наконец, справился с сервировкой стола и пригласил Поля. По стенке рядом с ним прыгал красноватый солнечный зайчик. От чашки, что ли?

– Я слушаю тебя, Поль.

– Я бы хотел узнать ваше мнение по довольно неожиданному вопросу. Видите ли, я решил написать популярную брошюрку о великих околонаучных заблуждениях. Для школьников. Ну, машина времени, вечный двигатель, нуль-т, что там еще?

– Мультипликатор...

– Во, вот... Может быть вы подскажите, к кому я могу обратиться за материалом, в библиотеку с таким не придешь.

Совершенно неожиданно профессор заплакал.

– Вот я и дождался. Ты пришел, мой мальчик. Это так мучительно ждать, придет ли кто-нибудь ко мне. И не знать - кто. Пришел ты. И я рад тебе. Честно говоря, я не думал, что ты сможешь. Я ждал Федора или Ника. Но пришел ты. Обычный, земной... Я рад тебе. Это справедливей, чем... Теперь я умру спокойно, видит бог...

– Ну что вы, профессор.

– Как хорошо, что пришел именно ты. Я ведь скоро умру, а ты не грусти - так должно быть. И не бросай из-за моей смерти дела. Понял? Не бойся их. Ничего они тебе не смогут сделать. Ничего.

– Что сделать?

– Не такие уж это заблуждения, мой мальчик. Нуль-т, например. Красноватый солнечный зайчик вдруг прыгнул профессору на лоб. Тихонько звякнуло стекло, и зайчик расплылся кровавым пятном. Тело профессора грузно сползло на пол.

Лазерный прицел! Вот что это было!

Поль мешком свалился на пол и на четвереньках подлез под стол. Красное пятнышко исчезло. Нельзя было терять ни минуты.

Поль вскочил, бросил чашку с недопитым кофе в сумку, чтобы не оставлять отпечатков, и выскочил из квартиры.

Законы конспирации требовали четких и решительных действий, но заставить себя подчиняться инструкции было столь же трудно, как и бессмысленно. Конечно, они прекрасно знали, кто был с профессором в комнате в момент выстрела.

Но инстинкт победил. Как учили, Поль смешался с толпой на базарной площади, чтобы сбить со следа возможных преследователей, и устроил беготню по городу с бесконечными пересадками.

Трамвай, автобус, метро, снова автобус.

Ну и так далее.

К дому он подошел уже затемно...

И нисколько не удивился, что его ждали. Щелкнули наручники, и Поля втолкнули в машину.

Особого волнения Поль не испытывал. Ночь на нарах он использовал по прямому назначению - как следует выспался. Опыт, пусть и небольшой, подсказывал ему, что надо воспользоваться моментом, ведь было неизвестно, когда ему удастся поспать в следующий раз. В чем его хотят обвинить было неясно, но главное он понял - амнистия для него закончилась.

Утром Поля повели на допрос.

Следователь оказался знакомый. Тот самый, что пытался пришить Полю дело об убийстве министра культуры.

– Здравствуйте, Кольцов. Садитесь. Вижу, что узнали меня. И это хорошо. Нам легче будет найти общий язык. вы не будете видеть во мне лишь противника, а я не буду считать вас сознательным террористом со стажем, как считал бы любой наш работник, ознакомившийся с делом.

Поль угрюмо молчал. Начало разговора ему не понравилось, было похоже, что сейчас ему припомнят все.

– А я вспоминал о вас, - продолжал следователь.
– Вы ведь, Кольцов, интересный человек. Ваше мышление нестандартно. Хорошо это и плохо? Я бы сказал - не рекомендовано. Во времена Запрета, во всяком случае, это было плохо. А сейчас - представляет интерес разве что для любителей, к которым я себя отношу. Нет, в самом деле, я бы с удовольствием встретился с вами не по долгу службы, так сказать, а в раскованной непринужденной обстановке. А что, думаю, это не так неправдоподобно, как может показаться на первый взгляд. Сейчас я вам задам ряд вопросов, и если ваши ответы можно будет признать удовлетворительными, отпущу. Вот тогда и можно будет пригласить вас к себе в особняк. Вы ведь не против философской беседы за чашечкой чая?

Поль решил промолчать.

– Я обожаю философские беседы, - продолжал следователь.
– Кстати, вы знаете, что философия не является наукой, как кое-кто порой думает. Философия - это научное мировоззрение. Как вы относитесь к столь удивительному факту?

Поль промолчал, и следователь неожиданно заорал:

– Извольте отвечать!!!

– Что я должен отвечать? Я в участке, а не на философском диспуте.

– Отвечать!

– Хорошо. Если вас так это интересует. Я никак к этому не отношусь.

– Так и занесем в протокол, - снова спокойным голосом сказал следователь.
– Вы стали резким. Не смущайтесь, в вашем положении это понятно.

– В каком положении? В чем меня обвиняют?

– А в чем вас можно обвинить?
– как бы удивился следователь.
– Разве вы в чем-либо виноваты?

– Вам виднее. Вы же меня арестовали.

– Клевета. Никто вас не арестовывал. Вас задержали. Будем считать, что я соскучился и захотел удостовериться, что у вас все в порядке.

– Чушь какая!
– не выдержал Поль.