Будем жить!

Галкин Анатолий

Не надо быть глубоким аналитиком, чтоб сообразить: Сергей Семенович Петрин есть прямой потомок, то бишь, сын Семена Юрьевича Петрина, скрывавшегося под псевдонимом Правдин.

Факт был важный, но ничего не прояснял, а только запутывал дело. Тем более, что старший Петрин недавно умер и на пенсию ушел его бессменный заместитель Леонид Маркович Гейман. В еженедельнике остались только молодые, да ранние. И что было шестнадцать лет назад, когда они еще в школу ходили, им неведомо и совершенно неинтересно…

Олег и Марина не все три часа топтались по улочкам. Два раза они забредали, а какие-то садики-скверики и садились на самую дальнюю лавочку

в самом неприметном уголке. Место было подходящее, и Марина ожидала, что Олег попытается ее обнять. Она точно решила, что в этом случае следует отстранить его руку и сурово посмотреть в глаза. Не зло, но решительно… Она ждала, но он не обнимал, и отстранять было нечего. Олег лишь задавал наводящие вопросы, переписывал телефоны из ее записной книжки.

Около своего дома Марина вспомнила, что в их огромном подъезде уже давно перегорели все лампочки. Ее всегда это злило, а сейчас обрадовало. Здесь в полумраке на прощание он попытается ее поцеловать. Она подождет несколько секунд, потом вырвется и побежит к лифту. Всячески надо показать, что она не такая, которая с первого раза позволяет…

Заходя в подъезд, Олег сразу понял, что сейчас окажется в дурацкой ситуации. Если он сейчас горячо поблагодарит Марину, пожмет ей руку и удалится, то все это будет трусливо, глупо и нелепо. Но и обнадеживать ее нельзя.

В потемках, почти не видя ее лица, Олег промямлил что-то благодарственное, нежно обнял за плечи, чуть притянул к себе и ткнулся губами в горячую щеку. Большего он не мог позволить. Во-первых, он женат. Во-вторых, он женат давно и счастливо…

Олег, как подобает скромному мальчику, смутился, развернулся и поспешил к выходу. Уже открыв входную дверь, он оглянулся. В потоке уличного света было хорошо видно, что Марина застыла на месте. Она провожала его взглядом, а в искрящихся глазах была и вера, и надежда, и любовь.

Он уходил быстрым шагом и очень старался не побежать. Тогда бы он совсем был похож на мелкого воришку, который обобрал бедную девушку и дал деру… Олег был уверен, что завтра Марина будет радостно ждать его звонка, послезавтра она будет ждать звонка с тревогой, потом замкнется и неделю будет ходить с красными глазами… А он-то при чем?!

Олегу вспомнилась фраза мудрого Савенкова: «Мы как врачи. Для пользы дела иногда приходится делать больно». Мысль достаточно примитивная, но от нее стало легче и пришла возможность рассуждать… Итак, завтра… Марина завтра будет радостно ждать его звонка, а он поедет к Леониду Гейману. По словам милой девушки, оставленной в темном подъезде, этот старый еврей был правой рукой Правдина, его другом, соратником, собутыльником и, возможно, душеприказчиком. То, что уже не сможет рассказать Петрин-Правдин можно попытаться вытянуть у пенсионера Геймана. Старики словоохотливы, когда есть благодарный слушатель.

Олег пробирался по колдобинам из рыжей глины мимо строительной техники, мимо еще не установленных высотных кранов, мимо штабелей из огромных железобетонных столбов, которые совсем рядом вколачивали в землю, создавая фундамент будущей элитной высотки. Один из таких домов уже был построен и на нем монтировали зеленые остроконечные башенки. Дом, что был справа, дорос уже до десятого этажа.

Раньше на всем этом пространстве теснились панельные пятиэтажки. Места, где недавно стояли эти снесенные дома легко определялись по окружавшим их деревьям. В некоторых участках огромные клены и березы четко повторяли контуры разрушенных зданий.

Конечно,

через год здесь будет все красиво: дорожка, беседки, газончики и прочий зеленый евроуют. Но сейчас картинка была тоскливая, наподобие заброшенного кладбища. Еще весной здесь были дома, в которых полвека рождались, любили и умирали люди. В начале шестидесятых они справляли здесь новоселье, радовались жизни, сажали вокруг домов тоненькие клены. Сейчас деревья стали большими и все еще охраняют места, где стояли дома. Но нет ни домов, ни людей, растивших эти клены.

Нет, один дом все-таки остался. Он торчал как изба-развалюха среди строящихся дворцов. Именно туда шел Олег. Именно там жил Леонид Гейман и еще три семьи злостных уклонистов от переселения, тормозящих чей-то рывок в светлое будущее.

Леонид Маркович открыл Олегу не сразу. Он ожидал подвохов и от местных властей, и от строительной фирмы, от судебных приставов, от участкового, от будущих хозяев высотки. Для всех них он был смутьяном. На самом же деле Леонид Маркович оказался добрейшим стариком. Просто у него был крепкий характер и своя правда.

– Проходите, Олег. И сразу же закрываем дверь. На все три замка. Я сейчас в глухой обороне… Вы как назвали Максима Жукова, я сразу понял, что вы не из тех, не из моих сатрапов… Как вам моя обстановочка? Вы, понимаю, в блокадном Ленинграде не жили? А мне пришлось. Очень похоже. Только с продуктами значительно лучше.

Действительно, однокомнатная квартира напоминала просторный блиндаж. Часть окон была закрыта щитами. В центре большой комнаты громоздилась неуклюжая буржуйка. На кухне старинный примус. По углам ведра со стратегическими запасами воды. И везде – свечи, свечи. Олег понял, что отопление и электричество в доме отключили еще зимой. Отсутствовала вода и, судя по характерному запаху, другие удобства тоже.

– Леонид Маркович, но вам же должны были дать квартиру.

– Предлагали, Олег. Но где? В Южном Бутово.

– Отличный район!

– Возможно… Но ты пойми, Олег, я здесь в центре Москвы пятьдесят лет прожил.

– Но это и не совсем центр.

– Не совсем… Представь, Олег, Москву, как мишень для стрельбы. Бутово это «молоко». В крайнем случае – единичка. А здесь восьмерочка. Не самое «яблочко», но почти центр… Да, поехал бы я в это Бутово. Там и кислорода больше, и дома чистенькие, веселенькие. Меня один факт возмутил. Прихожу я как-то к одному чиновнику. Он такой молодой, довольный жизнью и сладкий весь как «Сникерс». Прошу я его дать мне квартиру здесь, вон в той высотке. А он говорит, что там даже однушки почти сто метров. Это, говорит, не про вашу честь. Сопляк! Чести у меня мало? Да я за свою жизнь ни копейки не украл, а у него на руке «Картье» на три его годовые зарплаты… Однако, Олег, за что боролись, на то и … Давай я примус разожгу и чайку попьем.

Олег не знал, чем он расположил к себе старика Геймана. Возможно, он просто умел хорошо слушать. Так уж устроен человек. Ему больше понравится не тот, кто целый час дает тебе добрые советы, а тот, кто целый час внимательно слушает твою болтовню.

За чаем Леонид Маркович, не дожидаясь наводящих вопросов, сам перешел к главной теме.

– Не поверишь, Олег, я знал, что кто-нибудь когда-нибудь придет ко мне и спросит про Максима Жукова. Я перед этим парнем вину чувствую. Не свою, но… Я Семена Правдина не осуждаю. Тем более теперь, после его смерти. Но он, Сема, маленькую подлость в отношении Жукова совершил. И за все надо платить.… Давай, Олег, я еще чашечку налью.