Будешь моей мамой
Шрифт:
— Размечталась, — буркнула Ольга и тронула пальцем протянутую лапу Анны. — Не надейся, ты от меня так просто не избавишься.
И пошла рядом. И они с Анной опять начали шептаться, а Игорь в который раз вспомнил рекламу слухового аппарата — как он там назывался-то? Надо, наконец, найти эту приладу, а то так и будет при них всю жизнь глухонемого изображать. Всю жизнь… Вот бы здорово, а?
В магазине он был молчалив и задумчив и целый час ходил от прилавка к прилавку, послушно следуя указаниям Анны и покупая все, что она требовала: желтое стеклянное блюдо — потому что блестит, деревянную расписную миску — потому что не бьется, огромного плюшевого бегемота — потому что огромный. Выбор продуктов Игорь взял в свои руки и теперь шел обвешанный свертками и пакетами, да еще и с Анной на руках. Ольга шла рядом — несла плюшевого бегемота. Он посматривал на нее с затаенной улыбкой: Ольга обнимала игрушку так, будто это живое существо. Это чудовище удобно
Странно, в который раз отметил Игорь, он с ними и не видел, чтобы женщина так болезненно воспринимала заинтересованные взгляды. Вот, наверное, почему она черные очки носит — чтобы еще больше не пялились. Нет, правда, как странно все это… Попробовать, что ли, у Галки об Ольге что-нибудь повыспрашивать?…
Глава 11
Они жили в Семине больше недели, а Ольга все никак не могла привыкнуть к удивительному месту, и к удивительному саду, и ко всему удивительному, что наполняло дом, двор и сад. Она-то думала, что лучше их с Чижиком закутка в городской квартире Серебряных ничего быть не может. Нет, там тоже очень хорошо. Но оказывается, бывает и лучше. Намного, намного, намного лучше! Настолько, что и сравнить ни с чем нельзя. Она ничего подобного в жизни не видела. Впрочем, она вообще почти ничего в жизни не видела… Где она до сих пор была? Один раз — в Одессе, еще в детстве, ее родители туда возили. Несколько раз в Москве — в институте имени Гельмгольца. И в Тарту, когда ездила хоронить маму. И все, что она помнила о поездках, — это страх, боль и тоска.
А ни в какой деревне она никогда раньше не бывала. И не представляла, что деревня может быть такой… такой сказочной. Собственно, сама деревня находилась в стороне, на другом берегу пруда. Ольга ее пока не видела. Да не очень-то и хотелось. Не до деревни ей, она еще и усадьбу, куда Игорь Дмитриевич их с Анной привез, не успела даже наполовину исследовать. Но то, что успела, нравилось ей до холодка под ложечкой, до пресечения дыхания.
«Деревенский дом» Серебряных оказался двухэтажным затейливым строением из камня, кирпича и дерева, с широкими пологими ступенями, ведущими на открытую веранду первого этажа, с балконом, опоясывающим почти весь второй этаж, с двумя вычурными, как кукольные домики, мансардами, асимметрично торчащими над плоской крышей с перилами. Окна первого этажа были все разные: одно — высокое и узкое, как бойница, другое — прямоугольное, огромное, с толстым затемненным стеклом, еще два — небольшие стрельчатые витражи с частым узорчатым переплетом. А на втором этаже окон не было — только огромные застекленные двери, ведущие на балкон. Кукольные мансарды светились кукольными окошечками, занавешенными кукольными шторками с оборочками и бантиками. Кукольные двери мансард выходили прямо на крышу. А на крыше стояли круглый стол, несколько полотняных шезлонгов и множество ящиков и горшков с цветами. Дом был не так красив, как мил, забавен и немножко нелеп. Но и нелепость эта была словно намеренной. Снаружи он не выглядел слишком большим, но внутри оказался неожиданно просторным, очень удобным и супероборудованным. Но тоже не совсем обычным — множество лестниц и переходов самым немыслимым образом соединяли внутренние помещения так, что из любой комнаты можно было попасть и в любую другую, и в мансарду, и на крышу, и на балкон. Исключение составляла маленькая комнатка на втором этаже — в ней даже двери на балкон не было, просто обычное большое окно. И никаких потайных дверей, ведущих бог знает куда. В эту комнату можно было попасть только из смежной, где были еще две двери — на балкон и в небольшой внутренний холл второго этажа. Эти две комнаты и стали их с Чижиком гнездом: маленькая, вмещавшая только кровать, столик и низкое мягкое кресло, — спальней Анны, а комната побольше, с широкой тахтой, тумбочкой в изголовье, двумя креслами и огромным встроенным шкафом, занимающим целую стену, — Ольгиной спальней. Хорошие комнаты. Если бы Ольга сама выбирала комнату для Чижика в этой петле Мебиуса, и тогда лучше не нашла бы. Странный дом. Не может быть, чтобы какая-нибудь из лестниц не вела в тайный подземный ход… Надо будет поискать в свободное время.
И двор тоже очень хороший. Большущий, ровный, весь заросший клевером. Его прорезала единственная усыпанная гравием дорожка, ведущая от ворот к гаражам. Гаражи находились на первом этаже маленького двухэтажного домика, расположенного чуть в стороне от большого дома, ближе к воротам. А над гаражами две отдельные комнаты — на всякий случай, объяснил Игорь Дмитриевич, вдруг кто-то неожиданно приедет. Или Саше-маленькому придется на ночь остаться.
Еще лучше был задний дворик с беседкой, оплетенной хмелем, небольшой печью под открытым небом, столом, окруженным вкопанными в землю скамейками, и маленьким бассейном,
Что Ольге не очень понравилось — так это высоченный забор, окружающий усадьбу. Зачем? Ничего особо ценного, насколько Ольга понимала, в доме не было. И Игорь Дмитриевич все-таки не какой-нибудь криминальный авторитет, которых обязательно убивают наемные киллеры. Но было заметно, что он все время чего-то опасается. И в городе, и здесь. Замки эти немыслимые, сигнализация, Саша-маленький — что-то вроде телохранителя Игоря Дмитриевича. Вернее, не столько Игоря Дмитриевича, сколько Анны. Во всяком случае, она не заметила, чтобы он занимался хоть какой-нибудь полезной деятельностью. Зато Саша-маленький всегда сопровождал их в поездках, околачивался рядом, если приезжали чужие — заказчики какие-то, что ли, — и Ольге ни разу не удалось погулять с Чижиком вдвоем — Саша-маленький непременно сопровождал их, не оставляя ни на минуту. И в городе так было, и здесь. Два раза Игорь Дмитриевич уезжал из Семина по каким-то своим фирменным делам, и оба раза перед его отъездом появлялся Саша-маленький, а после отъезда Игоря Дмитриевича Саша-маленький ничего не делал, только ходил за Ольгой и Анной и не спускал с них своих рыжих, кошачьих глаз. Этот немигающий хищный взгляд неимоверно раздражал Ольгу. Ну, если его работа — охранять Чижика, так пусть на Чижика и смотрит. Она-то при чем? Или он решил охранять Чижика заодно и от нее? Свихнуться можно.
А потом она заметила, что Саша-маленький не только смотрит на нее, но старается прикоснуться при каждом удобном случае. И при неудобном тоже. То за руку ее возьмет, вроде бы помогая сойти с лестницы, то по голове погладит, якобы смахивая сухой листок… А вчера вообще с яблони снял — словно боялся, что Ольга упадет. Как же, потому… Она и не думала падать. Как раз наоборот — так крепко держалась, что Саша-маленький ее чуть с веткой от яблони не оторвал. Она от неожиданности замахала руками и, конечно, попала локтем ему в переносицу. Саша-маленький от боли зашипел сквозь зубы, зажмурился, но ее не выпустил. Еще крепче прижал к каменной груди словно каменными руками. Ольга даже и трепыхаться не пробовала. Амбал. И как хоть они вырастают такими огромными? Наверное, другая порода. Все люди произошли от обезьян, а эти — от мамонтов.
— Извини. — Она совершенно не чувствовала себя виноватой. — Я нечаянно.
— Представляю, что было бы, если бы нарочно вмазала. — Саша-маленький открыл глаза, проморгался. — Самбо? Кикбоксинг? Тхеквондо? А, я понял! У тебя черный пояс по карате.
Глаза у него были сейчас не рыжие, а очень черные от расплывшихся во всю радужку зрачков. И похоже, он не собирался выпускать ее из этого капкана, который, надо полагать, считал объятиями.
— Я очень щекотки боюсь, — объяснила Ольга как можно спокойнее. — Не выношу, когда меня трогают… Сразу такая злоба в душе поднимается… Даже, можно сказать, ненависть.
Саша-маленький минуту молчал, глядя ей в глаза, а потом осторожно поставил ее на землю.
— Понял, — ненатурально весело заметил он и потрогал быстро опухающую переносицу. — Больше не буду. Без крайней необходимости.
Не то чтобы Ольга ему не поверила, но присутствие Саши-маленького ее все равно стесняло, хоть он пока и выполнял свое обещание — руками не трогал. Зато смотрел все время так… Ну что теперь, паранджу носить, что ли? Надо как-нибудь осторожно у Игоря Дмитриевича разузнать, часто ли Саша-маленький будет здесь околачиваться.
Ольга сидела на верхней ступеньке крыльца — рисовала Цезаря, развалившегося неподалеку в позе ленивого Сфинкса, прислушивалась к звукам на втором этаже — не проснется ли Чижик — и обдумывала возможные варианты разговора о Саше с Игорем Дмитриевичем. В доме раздались неторопливые мягкие шаги, дверь за ее спиной открылась, чуть колыхнув неподвижный густой воздух душного вечера, пахнуло слабым ароматом хвойного дерева, и Цезарь, не трогаясь с места, с ожиданием глянул поверх головы Ольги и шевельнул хвостом. На ловца и зверь бежит. Вот сейчас и надо как-нибудь начать разговор о Саше-маленьком.
Игорь Дмитриевич подошел, встал у нее за спиной и пару минут стоял молча. Наверное, портрет Цезаря разглядывал. Хотя нет, спохватилась Ольга, он же в таких сумерках вряд ли что-нибудь видит. Она оглянулась. Игорь стоял, руки в карманах, и пристально глядел вовсе не на портрет Цезаря. На нее.
— Я вас спросить хотела, — начала Ольга.
— Я вас спросить хотел, — в тот же миг произнес он.
Оба замолчали, выжидающе глядя друг на друга, потом он присел на ступеньку рядом с ней и сбоку заглянул ей в лицо: