Будет День
Шрифт:
Прочитав послание от любимых женщин, Баст с лёгким сердцем доверил почте две готовые статьи для берлинских газет. Одну — о Каталонии и царящем в ней политическом напряжении, выражающемся, в частности, в волне новых убийств священнослужителей, не пощадившей даже монахинь-бенедиктинок, и вторую — о местных белых винах, где фон Шаунбург от чистого сердца пропел свою "песнь песней". Между тем, настоящей статьей была только первая, что же касается второй, то эту будут расшифровывать в Гестапо, а напечатают ли ее когда-нибудь и кто, — уже совершенно другой вопрос.
Итак, письма ушли, и Баст
— Себастиан! Дружище!
"О, господи!" — но никуда не денешься, к нему, радостно улыбаясь, шел Фриц Готтшед. Фриц, как и Баст, последний месяц слонялся по Испании и Марокко и при этом вел себя настолько подозрительно, что Шаунбург даже запросил Берлин на предмет "кто есть кто?" Однако, выяснилось, что Готтшед просто болван, но болван полезный, так как оттягивает на себя внимание чужих контрразведчиков, позволяя Себастиану наслаждаться относительным покоем.
— Боже, как я рад вас видеть! — обменявшись рукопожатиями, они закурили и вышли на улицу. — Когда вы приехали, Себастиан? Где вы были? Куда вы пропали тогда, в Малаге? Пойдете в клуб?
Вопросов было слишком много, но в том-то и заключалась прелесть этого человека: можно выбирать самому, на какой из них отвечать.
— Какой клуб вы имеете в виду, Фриц?
— У нас тут неподалеку есть импровизированный журналистский клуб. В кафе "Флора".
"У нас. Надо же!"
— Флора?
— Пойдемте?
— Почему бы и нет? — согласился Баст, и они отправились в кафе. А первым человеком, которого Баст увидел, войдя в затянутый табачным дымом зал "журналистского клуба", оказался не кто иной, как помянутый уже сегодня утром Майкл Гринвуд, четвёртый баронет Лонгфилд.
"Случай? Возможно. Но уж больно странный случай".
— Вы не знакомы, господа?
— Мне кажется, мы встречались…
— В Антверпене, — "предположил" Баст.
— Нет, — покачал головой Майкл. — Нет. По-моему, в Амстердаме!
— Точно! — облегченно улыбнулся Баст. — Но вы должны меня извинить, я совершенно не помню, как вас зовут.
— Взаимно! — улыбнулся в ответ Гринвуд, и они, наконец, познакомились.
2. Степан Матвеев, Барселона, 26 июня 1936 года, пятница
Опять было жарко.
"Или лучше сказать — снова?"
С русским языком происходили совершенно удивительные вещи. Вчера, например, гулял он по бульвару Рамбла. Один. Без цели. Просто вышел ближе к вечеру из отеля с надеждой поймать прохладный морской бриз. И не ошибся: ветерок, то слабый, едва заметный, то резкий, порывистый, замечательно освежал лицо. И пах дивно. Морем. Даже курить не хотелось, чтобы не перебивать табачным дымом неповторимый аромат "южных морей". Так и гулял, со шляпой в одной руке и незажженной сигарой — в другой.
Как ни странно, встретил пару знакомых — вот уже и знакомыми обзавелся! — и вдруг услышал за спиной разговор двух женщин. Степану показалось, что обе они молоды и красивы. Жгучие брюнетки, как Кармен в виденном им в другой
Степан вздохнул, изобразив образцово показательный "тяжелый вздох", и начал одеваться. Делать нечего — Испания не Африка, и появляться на публике в "колониальных" шортах и пробковом шлеме не стоило.
"Не поймут-с…"
Светлые чесучовые брюки, белая рубашка… и, поскольку, еще не вечер и не на деловую встречу идет, можно обойтись без галстука, пиджака и — "Пропади она пропадом!" — шляпы. И все равно, не то, не так и вообще неудобно.
"Боже! — подумал Степан, покидая гостиничный номер. — Как я буду пахнуть уже через полчаса!"
Но, увы, здесь и сейчас с дезодорантами дела обстояли не лучшим образом, и еще долго будут так обстоять. Придумать бы что-нибудь эдакое, да внедрить, — изрядно можно обогатиться. Однако не судьба. Как и из чего делают дезодоранты, не знал никто из их маленькой компании, даже "великий химик" Витька Федорчук. "Девки" вон носятся с идеей прокладок и тампонов, но это ведь тоже отнюдь не детская технология. Гигроскопические материалы на дороге не валяются, а если где-нибудь и существуют в природе, то и стоят соответственно. Поэтому и приходилось пока обходиться тем, что все-таки есть: дамам американскими "как бы тампонами" и всем вместе — жутко неудобным ароматизированным тальком, ну и одеколоном злоупотребить пока еще в порядке вещей, как, впрочем, и духами.
На улице оказалось чуть лучше, чем в номере, хотя ни бриза, ни электрического вентилятора в наличии не имелось. Но на широкой — по-ленинградски просторной — Виа Розелло дышалось и потелось, скорее нормально, чем экстремально. И не надо ограничивать себя в выборе напитков.
Степан прошел немного по проспекту и, подобрав заведение по вкусу, присел за выставленный на тротуар столик.
"Стакан холодного cava brut nature — вот что нужно человеку, чтобы спокойно встретить… очередной день".
Местные шампанские, ну да, ну да — игристые — вина ничем, кроме цены, разумеется, от французских не отличались. Даже, напротив, это вот охлажденное на льду сухое вино из Приората, что неподалеку от Террагоны, оказалось на вкус — во всяком случае, на вкус Матвеева — даже лучше какого-нибудь Дом Периньон.
Степан сделал пару глотков, чувствуя, как освежает вино, вобравшее в себя знобкую прохладу горных ущелий и ледяное веселье срывающихся со скал струй. Жар полуденного солнца южных склонов. Ну, и легкий привкус белого винограда на самой границе чувственного восприятия и, как говорят специалисты, минеральную ноту, добавляющую вкусу недостающей другим напиткам остроты.