Будет скафандр – будут и путешествия
Шрифт:
И включился маяк. Я уверен, что это включился маяк, хотя увидел всего лишь вспышку света. Свет, по всей видимости, был всего лишь безобидным побочным явлением высвобождения мощнейшего импульса энергии – у Материни, наверное, не хватило оборудования и времени, чтобы устранить его или экранировать. А я смотрел прямо на него.
Поляризаторы не срабатывают мгновенно. Поэтому вспышка ослепила меня.
Сначала я решил, что отключилась моя нашлемная фара, но потом понял, что просто не вижу ничего из-за ударившей в глаза зеленовато-пурпурной
«Спокойно, парень. Это всего лишь результат раздражения глазной оболочки. Подожди, сейчас все пройдет».
– Я не могу ждать, я замерзну до смерти!
«Нащупай рукой веревку, она прикреплена к твоему поясу. Потяни ее».
Я сделал так, как посоветовал мне Оскар: нащупал веревку, повернулся и начал наматывать ее на руки.
Веревка разбилась.
Не порвалась, как обычно рвется веревка, а разбилась, как стекло. Наверное, к этому времени она как раз в стекло и превратилась. Нейлон и стекло представляют собой жидкости, способные к переохлаждению.
Теперь я знаю, что такое «переохлаждение». Но тогда я знал только одно – оборвалась последняя нить, связывающая меня с жизнью. Я ничего не видел, ничего не слышал, а был один-одинешенек на голой платформе в миллиардах миль от родного дома, и ураган, вырвавшийся из бездны ледяного ада, выдувал последние искорки жизни из моего тела, в котором я уже почти ничего не чувствовал кроме боли.
– Оскар!
«Я здесь, дружище! Ты справишься. Ну как, видишь что-нибудь?»
– Нет!
«Ищи вход в туннель. Там включено освещение. Отключи нашлемную фару. Отключи, отключи, – справишься! Там всего-то надо повернуть рычажок. Подними руку к правой стороне шлема».
Я так и сделал.
«Что-нибудь видишь?»
– Пока нет.
«Поверни голову».
– Теперь что-то забрезжило.
«Красноватые неровные отблески, верно? Это вулкан. Вот и сориентировались. Поворачивайся медленно, чтобы не упустить вход в туннель».
Я только и мог, что двигаться медленно.
– Вот он!
«Порядок, теперь ты стоишь лицом к дому. Опустись на четвереньки и медленно ползи влево. Не поворачивайся – ты должен держаться по кромке дороги и ползти вдоль нее к туннелю».
Я встал на четвереньки. Поверхности дороги я руками не ощущал, но чувствовал, как на них и на ноги тяжестью навалилось давление; они казались мне протезами.
Кромку дороги я нашел левой рукой, вернее, моя левая рука проползла за кромку, и я чуть не рухнул вниз. Но я удержался.
– Направление правильное?
«Да. Ты не развернулся, а просто сдвинулся вбок. Можешь поднять голову, чтобы найти туннель?»
– Нет, только если подняться.
«Ни в коем случае! Включи снова нашлемную фару. Может, твои глаза уже пришли в норму».
Я с трудом поднял руку к правой стороне шлема и, наверное, задел рычаг, потому что неожиданно увидел перед собой круг света, расплывчатый и туманный в центре. Слева его разрезала кромка дороги.
«Молодец! Нет, нет, не вставай; ты ослаб и у тебя кружится голова, можешь упасть. Ползи. И считай. Туннель отсюда шагах в трехстах».
Я пополз, считая на ходу.
– Очень уж далеко, Оскар. Как думаешь, доползем?
«Конечно! Что, по-твоему, мне очень хочется здесь оставаться?»
– Я ведь останусь с тобой.
«Прекрати болтовню. Я из-за тебя со счета сбиваюсь. Тридцать шесть… тридцать семь… тридцать восемь…»
Мы продолжали ползти.
«Уже сотня. Начнем отсчитывать вторую. Сто один… Сто два… Сто три…»
– Мне становится лучше, Оскар. Теплее.
«Что?»
– Теплее, говорю, становится.
«Ты не тепло чувствуешь, дубина ты стоеросовая, это ты замерзаешь насмерть. Ползи быстрее! Нажми подбородком на клапан. Добавь воздуха. Ну же, нажми!»
Я слишком устал, чтобы спорить. Я нажал клапан раза три-четыре, почувствовал, как воздух струей ударил мне в лицо.
«Двигаемся быстрее! Тоже скажет, тепло ему становится! Сто девять… сто десять… сто одиннадцать… сто двенадцать, да живее же ты!»
На двухстах я сказал, что должен отдохнуть.
«Черта с два!»
– Но я не могу больше! Дай отдохнуть хоть немного!
«Что, полежать захотелось? А с Крошкой что будет? Она ведь там, ждет тебя. И уже перепугалась, потому что тебя так долго нет. Что с ней будет, ну-ка, отвечай!»
– Попробует надеть скафандр Тима.
«Верно! В случае подачи идентичных ответов предпочтение отдается участнику, отправившему ответ первым. Куда же она пойдет в скафандре Тима, скажи на милость?»
– Э-э-э… К выходу из туннеля, наверное. А там ветер достанет и ее.
«Вот-вот, и я про то же. Вся семья, наконец, соберется вместе. Ты, я, Материня, Крошка. Очень милая семейная могилка получится».
«Давай, братец, давай. Ползи. И считай: двес-пять, двес-шесть, двес-семь…»
Падения я не помню. Не помню даже, чем казался «снег». Помню только чувство радости, что счет кончился и можно отдохнуть.
Но Оскар отдохнуть не давал.
«Кип! Вставай, Кип! Надо вскарабкаться обратно на дорогу».
– Исчезни!
«С радостью исчез бы отсюда, да не могу. Вот, смотри, прямо перед твоим носом. Цепляйся за край дороги и карабкайся наверх. Подумаешь дело, придется ползти чуть больше».
С трудом приподнявшись, я увидел край дороги в двух футах над моей головой. Я снова рухнул на «снег».
– Слишком высоко, – прошептал я. – Все, Оскар, нам конец.
«Да? – фыркнул он. – А кто это несколько дней назад ругал маленькую девочку, слишком уставшую, чтобы подняться на ноги? „Командир Комета“, так, что ли? Правильно я повторил имя? Или, как там его еще звали, – „Гроза космических дорог“?.. Можно получить у вас автограф, командир, прежде чем отойдете ко сну? Мне как-то раньше не доводилось знакомиться с космическими пиратами… которые крадут корабли и маленьких девочек».