Будет вам война!
Шрифт:
– Мда, не успел за ворота вахты выйти – и уже целую бригаду под себя подписал! – завистливо вздохнул милиционер, вежливо притормаживая у обочины. – Коррупция, сплошная коррупция!..
Правоохранитель так и не заметил лыжника в маскхалате, со спортивным ружьем за плечами. Спрятавшись за рекламным щитом «КРОЛИКИ – ЭТО НЕ ТОЛЬКО ЦЕННЫЙ МЕХ, НО И ВКУСНОЕ ДИЕТИЧЕСКОЕ МЯСО!», он холодным и дальнозорким взглядом следил за происходящим на шоссе…
16
Когда влекомый «Хаммером»
– Ладно, укатали, – нехотя согласился нервный. – По сто граммов, не больше. И Батю, Батю искать… Время дорого.
– Он, скорее всего, тут, в ночном клубе, – поспешно перебил Гамадрил, прикидывая, что же с ним сделают эти ужасные люди, когда вранье раскроется.
– Почему ты думаешь, что он тут? – нехорошо прищурился невзрачный.
– Холодно ведь. А где еще греться, как не в бухаловке? – нашелся Заметалин, и это объяснение показалось саяно-шушенским довольно разумным.
– Давай-ка через черный вход, – скомандовал нервный, подумав. – Не надо, чтобы ты вместе с нами в этой форме светился…
Вжав голову в плечи, лагерный офицер понуро подошел к воротам черного входа. Уже открывая дверь, он заметил, что со стороны фасада к клубу подъезжает милицейский «УАЗ» в полной боевой расцветке.
– Менты, – прокомментировал невзрачный, – тоже замерзли…
– Менты – тоже люди! – неожиданно высказался Гамадрил.
– А вот тут, брателло, ты конкретно не прав! – возразил нервный.
– И чего это они сюда прикатили? – удивился невзрачный.
– Чего, чего… За гревом, чего же еще! – ощерился нервный, легонько подталкивая Гамадрила чуть ниже спины.
17
Менты подкрались незаметно. Не успел Батя отойти от таксофона, как в перспективе заснеженной улицы появился милицейский «уазик». Яркие конусы фар на мгновение ослепили беглого арестанта, однако он не утратил обычного присутствия духа. Скользнув за дубовую дверь «Кроликовода», Батя задвинул за собой огромный железный засов и спокойно прошел в зал. Подхватил тулупчик и, извинительно кивнув пацанам, через кухню проследовал к черному входу.
Темный коридор был пуст. Со стороны ярко освещенной кухни доносились бульканье кастрюль, шипение сковородок, стук ножей и повизгивания казнимых кроликов. Предсмертный скулеж грызунов заставлял сжиматься даже зачерствевшее сердце уркагана; параллели напрашивались очевидные и нехорошие.
Впрочем, у Бати еще оставался шанс не попасть под правоохранительные ножи. Для этого следовало незаметно покинуть звероколхоз, перекантоваться где-нибудь в лесу и с наступлением рассвета звериными тропами пробираться в Бандитский Петербург. А уж там по старым связям выйти на саяно-шушенских…
Приоткрыв дверь, беглый арестант осторожно выглянул наружу, подставляя лицо под кислородную свежесть ветра. Заснеженное крыльцо радовало взгляд девственной
Уже закрывая дверь, он краем глаза заметил какую-то тень. И тут же ощутил, увидел на своем плече чью-то руку в форменном обшлаге. Беглый зэк медленно обернулся, и в мозгу у него гулко лопнул воздушный шарик.
Перед ним стоял старший лейтенант Заметалин.
Однако Батю поразило даже не удивительное явление ненавистного «отрядного». На ступеньке ниже он различил двух бритоголовых атлетов весьма бездуховного вида. Одного из них вор узнал сразу: это был тот самый саяно-шушенский Шанкр, который и собирался подобрать его на трассе на «конкретной козырной тачке».
Странность увиденного могла бы поколебать в реальности кого угодно, но только не Батю. Грамотный хук в офицерскую челюсть опрокинул Гамадрила на лысых братков. Воспользовавшись секундной заминкой, беглец мгновенно скрылся за дверью черного входа.
– Что, бездуховные – ссучились? Мусорам продались? – подколодной змеей зашипел уркаган, лихорадочно нащупывая в полутьме замок.
Запор нервно скрежетнул и щелкнул. И тут же хлипкую дверь сотрясло несколько ударов.
– Батя! Это был Батя! – донесся снаружи возбужденный голос Заметалина. – Я же вам говорил, что он тут!..
Выплюнув в ответ короткое всеобъемлющее ругательство, Батя рванул в зал.
Положение было отчаянным. Со стороны парадного входа по-прежнему доносился стук возмущенного майора милиции. Ссученные саяно-шушенские, руководимые и направляемые Гамадрилом, ломились в дверь кухни…
Добежав до стола, где по-прежнему гуляли пацаны из «Группировки Ленинград», Батя тяжело опустился рядом с Данилой Черняевым.
– Что – вернуться решил? – искренне обрадовался тот. – И правильно! И не хрен по морозу гулять! Слышь, а чего это ты такой нервный? Недопил или переработал?
Блуждающий взгляд беглого вора зафиксировал недопитую водочную литруху, заботливо спрятанную Жекой-омоновцем под рояль.
– А по-моему, это как раз ты недопил, – вкрадчиво предположил Батя. – Еще вмазать хочешь?
– Кто ж не хочет! Да только вот пацаны говорят, что мне больше поллитры за один присест кушать нельзя, – вздохнул Данила, глядя, как собеседник достает бутылку из-под стола. – Планка, мол, у меня падает. Буйным, мол, становлюсь. К людям, мол, пристаю. Ага – будешь тут спокойным…
– Вот, сынок, и выпьем с тобой за жизнь! – засуетился пахан, и с радушием деревенского дедушки, угощающего перваком городского внука, принялся скручивать пробку. – Где твой стакан?
18
Дверь черного входа вылетела с первого же удара; разбег не потребовался. Разъяренные саяно-шушенские, подталкивая впереди себя лагерного офицера, ворвались в полутьму зала. Приблизительно в этот же самый момент капитулировала и дверь главного входа, и в шалман, пыхтя и отплевываясь, ввалился пузатый милицейский майор. Поискав глазами нужный ему столик с «поляной», правоохранитель поправил шапку с кокардой, одернул портупею и мгновенно зафиксировал на лице служебно-правоохранительное выражение.