«Будет жить!..». На семи фронтах
Шрифт:
Бросалась в глаза добротность всех сооружений, будто строились они на века. По всему чувствовалось, что военные инженеры противника не страдали ни от недостатка времени, ни от скудности денежных средств. Так, боковые крутости земляных сооружений надежно укреплялись хорошо подогнанными друг к другу бревнами, жердями и досками, удерживавшими их от разрушений в непогоду и при близких разрывах бомб и снарядов. Во всех жилых сооружениях имелись камины, а стены были облицованы толстым декоративным картоном. Но что особенно поражало, так это блестящие от воска паркетные полы в офицерских блиндажах.
В том опорном пункте, который довелось описывать мне, я нашел даже углубленный в землю гараж для легковой автомашины возле командирского блиндажа. Ко всему прочему, опорные пункты финны мастерски замаскировали. Все это говорило о том, что данная оборонительная линия строилась основательно и прочно, в расчете на длительное сопротивление. Но расчеты профашистских финских правителей не оправдались: наступление наших войск, организованное и проведенное с подлинным полководческим искусством, стало столь стремительным и мощным, что противник в панике бросил все и обратился в бегство. Во время работы мы находили в дзотах пулеметы с заправленными, но не расстрелянными дисками или лентами, пушки со снарядами в казенниках, передвижные электростанции в полной готовности, мощные фугасы с подведенными к ним проводами, которые, в свою очередь, были подключены к распределительным электрощиткам.
Дел у наших рекогносцировщиков было много, времени — в обрез, так что на объекте приходилось находиться по 10–12 часов, благо что ночи снова стояли белые.
Я почти закончил описание порученного мне опорного пункта и уже прикидывал, что через день-два могу везти донесение в штаб бригады, как вдруг неожиданно приехал капитан Н. Петровский, недавно зачисленный в наше оперативное подразделение, и, мрачный, молча передал мне сложенный вдвое лист бумаги. Еще ничего не понимая, но предчувствуя, что случилось ЧП, машинально разворачиваю бумагу и читаю прыгающие строки:
«Товарищ Фомин, вчера погиб Комиссаров. Вам необходимо срочно прибыть в штаб для его замены. Вопрос со Штейном и Подмосковновым согласован. Вашу работу закончит Петровский. Введите его в курс дела. А. Дуборг».
Я еще и еще раз перечитывал записку начальника штаба бригады, но ее смысл никак не хотел укладываться у меня в голове. Не верилось, что погиб Яков Петрович, к которому когда-то, в начале войны, я поступил под начало и с которым потом прошагал больше двух лет по фронтовым дорогам, съел, как говорится, пуд соли, по-мужски крепко сдружился. Погиб не просто мой фронтовой друг и непосредственный начальник. Погиб талантливый инженер, умевший находить решения там, где их, казалось бы, не найти.
— Как погиб Яков Петрович? — спросил я Петровского.
Тот только руками развел:
— Говорят, подорвался. А где и как — не знаю.
— Что на словах приказал передать Александр Александрович? — Я имел в виду полковника Дуборга, который незадолго до того стал начальником штаба бригады, сменив переведенного в другую инженерную бригаду Сергеенко.
— Больше ничего… Просил только поторопить.
Как разведчик-мотоциклист ни торопился, ночь, хотя и белая, застала нас в лесу, что, надо прямо сказать, не очень нравилось. К счастью, все обошлось, и, едва забрезжил ранний северный рассвет, мы были у себя в штабе. А еще час спустя я уже беседовал со Штейном.
— Принято решение назначить вас вместо Якова Петровича на должность начальника первого отделения. В принципе, задачи свои вы знаете. — И, тяжело вздохнув, прибавил: — Видите, как получилось: не у кого принимать дела.
Я спросил, как погиб Яков Петрович.
— Дурацкая случайность. Впрочем, все случайности дурацкие. Мы ехали с ним на моей эмке в шестьдесят второй батальон. Откуда ни возьмись, два вражеских истребителя. Хотя и перемирие, но береженого, как говорится, бог бережет. Мы выскочили из машины — и в укрытие. И вот — я ничего, а Яков Петрович подорвался на мине. Отвез я его в госпиталь, но ничем помочь там уже не могли. В тот же день он скончался.
Комбриг помолчал, потом добавил:
— Вы находились с Комиссаровым в товарищеских отношениях, поэтому я прошу проследить за тем, чтобы его личные вещи отправили родственникам. Возьмите это на себя.
Я выполнил поручение командира бригады, оставив себе на память о товарище лишь маленькую записную книжечку, куда Яков Петрович вносил всякого рода справочные сведения военно-инженерного характера бисерным почерком и которая хранится у меня до сих пор.
Глава шестая
БОЙ С ДИВЕРСАНТАМИ
Едва успел осмотреться на новой должности, как из штаба 99-го стрелкового корпуса, которому теперь оперативно была подчинена 13-я штурмовая инженерно-саперная бригада, поступил приказ о перебазировании из Видлицы в район озер Суоярви.
— Вот, Алексей Иваныч, где будет размещаться штаб, — сказал мне полковник А. А. Дуборг и поставил карандашом точку на карте — на берегу одного из озер. — Как раз на этом мысочке.
— А кто видел этот мысочек, Александр Александрович? — задал я вопрос начальнику штаба.
— Пока никто. Распорядитесь послать туда группу бойцов из комендантского взвода. Пусть все приготовят к нашему прибытию.
Учитывая, что личный состав батальонов уже давно взаимодействовал с частями 99-го стрелкового корпуса, переправляться на новое место предстояло лишь отделам и службам штаба, комендантскому взводу и взводу связи, моторазведроте, батальону ранцевых огнеметов, на днях прибывшему в бригаду, роте вожатых собак-миноискателей, интендантским службам и складам и медико-санитарному взводу.
Колонны вел полковник А. А. Дуборг. 150 километров по разбитым лесным дорогам мы одолели довольно быстро. Правда, без отстающих не обошлось, но в девять вечера в основном все были на месте. Кругом стеной стоял лес. Справа, метрах в двухстах, просматривалось озеро, а слева — небольшая поляна, видимо, старая вырубка, поросшая редким кустарником и отдельными небольшими деревцами.
— Заповедник, да и только, — недовольно проворчал Дуборг. — Не удивлюсь, если встретимся с медведем.
Но встреча нам предстояла гораздо более худшая. Впрочем, все по порядку…