Будни и праздники императорского двора
Шрифт:
В своих воспоминаниях великая княжна Ольга Николаевна несколько раз отмечает нелюбовь отца к балам, объясняя это ссорами его с младшим братом из-за того, каких офицеров приглашать на них (тех, как считал Михаил Павлович, которые хорошо служат, или тех, что хорошо танцуют, как хотелось дамам). Описывая события 1837 г., великая княжна Ольга Николаевна вспоминала: «Саша и Мэри уже в течение целого года выезжали и много танцевали. Мама, выглядевшая старшей сестрой своих детей, радовалась тому, что может веселиться вместе. Папа терпеть не мог балов и уходил с них уже в двенадцать часов спать, в Аничкове чаще всего в комнату рядом с бальной залой, где ему не мешали ни музыка, ни шум. В этой нелюбви Папа к балам и танцевальным вечерам был виноват дядя Михаил, который не желал, чтобы офицеров приглашали на них по способностям к танцам, а напротив, этими приглашениями поощряли бы их усердие
Противоречивый образ великого князя Михаила Павловича рисует М. А. Корф. По его свидетельству, Михаил Павлович, вопреки обычному представлению, был начитан, интересовался литературными новинками, изданными за рубежом. Но в то же время был военным педантом. В дневниковой записи от 21 декабря 1843 г. М. А. Корф с сожалением пишет о Михаиле Павловиче: «Умный, добрый, просвещенный, благонамеренный, исполненный любезной приветливости, до некоторой степени даже либеральный, он, в помянутых отношениях, делается совсем иным человеком, в систему которого совсем вразумиться не[воз]можно. Строгость и взыскательность к самым иногда безделицам не имеет [в нем] меры, и между тем величайший враг и гонитель фамильярности между офицерами… Сколько брань и ругательства его перед фронтом бывают ниже его достоинства, площадны и нестерпимы, сколько взаимно самые ласки его к военным и шутки с ними обыкновенно грубы и тривиальны…» И далее М. А. Корф делает вывод: «…Изо всех не только членов императорской фамилии, но и вообще людей, поставленных высоко, едва ли кто может сравниться с ним в негативной популярности» [897] .
«В эту зиму, – вспоминала Ольга Николаевна 1837 г., – у нас в Петербурге был брат Мама, дядя Карл. Он научил меня и Мэри играть на рояле вальсы Ланнера и Штрауса в венском темпе, он же пригласил, по желанию Мама, оркестр гвардейской кавалерии, чтобы научить их тому же. Однажды он пригласил офицеров и трубачей одного полка к себе в Зимний дворец без разрешения командира или одного из старших офицеров и выбрал как раз шесть лучших танцоров, которых можно было встретить во всех гостиных. Конечно, это были только молодые люди из лучших семей, и в Берлине никогда никому и в голову бы не пришло возмутиться из-за этого. Но в глазах дяди Михаила это было преступлением. Дядя Карл пригласил и Мама, которая появилась у него, чтобы также протанцевать несколько туров. Как только она появилась, трубачи заиграли вальс, дядя пригласил Мама, Мэри и молодые фрейлины с офицерами также закружились. Все были в самом веселом настроении, как вдруг открылась дверь, и появился Папа, за ним – дядя Михаил. Все кончилось очень печально, и этого конца не могли предотвратить даже обычные шутки дяди Карла» [898] . Нужно добавить, что среди этих лучших шести танцоров был Дантес. «Некоторое время спустя этого бала, – продолжала великая княжна Ольга Николаевна, – Дантес стрелялся с Пушкиным на дуэли, и наш великий поэт умер, смертельно раненный его пулей. Папа был совершенно убит, и с ним вместе вся Россия: смерть Пушкина была всеобщим русским горем. Папа послал умирающему собственноручно написанные слова утешения и обещал ему защиту и заботу о его жене и детях. Он благословлял Папа и умер настоящим христианином на руках своей жены. Мама плакала, а дядя Карл был долгое время угнетен и жалок» [899] .
Родиной неоднократно упоминавшейся выше мазурки, как и полонеза, является Польша. Она появилась в Петербурге около 1810 г. и была заимствована из Парижа. Мазурка, которую танцевали в четыре пары, быстро вошла в моду. По свидетельству портретистки Виже-Лебрен, лучшей исполнительницей мазурки была М. А. Нарышкина, среди кавалеров лучшими мазуристами – император Александр Павлович, граф Милорадович, граф Соллогуб и актер Сосницкий. Мазурку любила императрица Александра Федоровна. Умение танцевать мазурку («легко мазурку танцевал») считалось важным в большом свете. Писатель В. А. Соллогуб вспоминал о своем отце-поляке, вскоре обрусевшем: «Он с молодых лет славился необыкновенным, образцовым щегольством… пел приятно в салонах и так превосходно танцевал мазурку, что зрители сбегались им любоваться. Между тем он далеко не был пустым человеком; он родился, чтоб быть меценатом, а не тружеником» [900] .
Мазурка раздалась. Бывало,
Когда гремел мазурки гром,
В огромном зале все дрожало,
Паркет трещал под каблуком…
А. С. Пушкин
Фрейлина А. С. Шереметева в письме от 2 августа 1833 г. описала бал на Елагином острове: «Бал был очень красивый, и дамы были те же, как обыкновенно, кроме госпожи Бутурлиной… Я много танцевала. Из военных были почти исключительно только кавалергарды. Бал кончился в три часа, я вернулась домой очень усталая. Императрица довольно много танцевала, мазурку, между прочим, с Ланским» [901] . Выбор кавалера-поляка в данном случае понятен. В другом письме от 9 февраля 1834 г. А. С. Шереметева сообщала матери: «Мазурка давно отдана графу Литта (сыну обер-камергера. – А. В.)» [902] .
Великая княжна Ольга Николаевна вспоминала зиму 1838 г.: «В два часа, после обеда, за которым подавались блины с икрой, начинались танцы и продолжались до двух часов ночи. Чтобы ввести разнообразие, танцевали, кроме вальса и контрданса, танец, называвшийся "снежной бурей", очень несложный. Его ввел Петр Великий для своих ассамблей… Это было в то время, когда танцы, и особенно мазурка, достигли своего апогея. Мама любила танцевать и была прелестна. Легкая, как перышко, гибкая, как лебедь – такой еще я вижу ее перед собой в белоснежном платье, с веером из страусовых перьев в руках» [903] . На одном из вечеров у Карамзиных А. С. Пушкин пригласил на мазурку А. О. Россет-Смирнову. К мазурке приезжает на бал, который давал петербургский генерал-губернатор 26 декабря 1834 года, М. Ю. Лермонтов, чтобы объясниться в своих чувствах Е. А. Сушковой.
Писательница Н. А. Дурова («кавалерист-девица») в повести «Угол» повествовала о недавнем времени: «В это время мазурка была в величайшей моде и считалась самым грациозным танцем, тем более что знатоки и аматеры (франц. аматер – любитель, знаток. – А. В.) танцевального искусства оставили ему одни только приятности, а шум и стук и размашистые прыжки осудили на вечное изгнание. Итак, мазурка – модный танец, и точно как теперь пятьдесят раз за вечер протанцуют французскую кадриль, точно так тогда чаще всего являлась на сцену мазурка. Сообразно с этим господствующим вкусом раздавалось снова: Dziabet Komu do tego (польск. приглашение к мазурке – А. В.)» [904] . Антракт, когда можно было поговорить, тоже был важен. «А известно всем, когда-либо танцевавшим мазурку, – писала Н. А. Дурова, – что он даром не теряется» [905] .
Заезжий путешественник маркиз де Кюстин передал свои впечатления о бале в Михайловском дворце в 1839 г.: «При мне в Михайловском замке танцевали одни полонезы, вальсы да те выродившиеся контрдансы, какие на французско-русском наречии именуются кадрилями; даже мазурки в Петербурге танцуют не так живо и изящно, как в Варшаве. Русской важности никак не ужиться с бойкими, полными самозабвенного пыла истинно польскими танцами» [906] . Вероятно, император Николай I тоже сделал какие-то выводы, он пригласил для обучения этому из Варшавы нескольких лучших танцоров, среди которых был и Ф. И. Кшесинский, дед балерины Кшесинской. Сохранилось архивное дело о финансировании этой поездки» в размере 5000 руб. сер., датированное 2-18 февраля 1851 г. (сам список не сохранился) [907] . Уроки польских танцоров оказались востребованными. С 1853 г. Кшесинский постоянно жил в Санкт-Петербурге.
Вслед за вальсом во второй четверти XIX в. в Европе утвердился новый танец – полька. О. Ю. Захарова отмечает: «Некоторые исследователи находят ее истоки в старинном английском экосезе, именуемым также шотландским танцем. Сама полька родилась в Богемии ("pulka" по-чешски – "половина", в данном случае имеется в виду пол-шага в качестве основного па). Вена полюбила новый танец в 1839 г., а в 1840 г. танцмейстер Селлариус знакомит с полькой парижские салоны. Великая балерина М. Тальони разносит славу польки по всей Европе» [908] . В России полька стала популярной в 1840-х гг. Русские танцы допускались только как вставки.
Déjeuners dansants: костюмированные балы (балы-маскарады)
Традиция проведения маскарадов при императорском дворе восходит к петровским временам. Как отмечает историк И. В. Зимин, первый маскарад в Зимнем дворце при Екатерине II состоялся 22 октября 1763 г. Ежегодно организовывалось до восьми маскарадов, под которые отводились парадные залы второго этажа. Маскарады отличала сравнительная демократичность. Придворная контора выдавала билеты на маскарад с запасом (от 7 до 10 тыс.), но реально приходило несколько тысяч человек. Самый массовый маскарад при Екатерине II состоялся 29 октября 1776 г., на него пришло 2482 дворянина и 289 купцов [909] .