Будни и праздники
Шрифт:
Николай потер руки, словно озяб:
— Водка есть?
— Киснет на столе.
— Что же сразу-то не сказал?..
В доме Ларисы оказалась неповрежденной одна деревянная пристройка, боковая комнатушка с топчаном и колченогим столиком, покрытым скатеркой. Лариса с матерью опасались в нее входить, хотели поднести гостям по рюмке прямо во дворе, да Николай воспротивился:
— Что это мы как нищие? Не за подаянием пришли…
— А вдруг тряхнет?
— Выдержит пристроечка, мамаша!
Не успели усесться за столик, как стены вздрогнули от подземного удара, несравненно более слабого, нежели утренний, но все-таки чувствительного. И Николая поразило, что Лариса, сидевшая на топчане, в испуге своем не вскочила, не кинулась к двери, а судорожно прикрыла, руками стаканы, спасая водку от лоскутов побелки, что посыпались с потолка. Это заметил и Хайрулла. Он протянул в обычной своей манере:
— Хозяйственная ты баба.
И как всегда, было непонятно, хвалил он ее или ругал.
— Долго так будет? — спросила Лариса недовольно, будто от гостей зависело, когда прекратятся толчки.
— В Ташкенте несколько сотен насчитали, жди трясучки и здесь. — Николай обнял ее за плотные бока, обтянутые гладкой юбкой. — Выпьем, кудрявая?
— Лапы убери.
— Да я по-дружески…
— По-дружески и убери.
Слишком равнодушно разговаривала Лариса, чтобы продолжать игру в ухаживания. Николай жадно проглотил водку, желая взбодриться. Хайрулла налил ему еще, поднял свой стакан.
— Выпьем за кошару, Коля. — Обнажил в довольной улыбке редкие прокуренные зубы. — Рухнула бедная.
— Иди ты!
— Сплошные развалины. Ни одна комиссия не разберется, как возводили, что в стены клали…
За такую новость грешно было не выпить. Но, видно, так уж настроилась сегодня судьба, чтобы огорчать Николая, едва он становился веселым. В дверь заглянула дородная старуха, та самая, что жила в одном доме с Турсынгуль. Подслеповатая, она не узнала Николая, но он все же откинулся назад, к стене, заслоняясь от гостьи Хайруллой.
Старуха тщательно выговаривала слова:
— Простите, мне сказали, что здесь продают мясо. Нельзя ли купить? Очень буду благодарна.
Челюсть у нее больше не ходила ходуном, голова не дергалась, но она показалась Николаю куда более жалкой, чем утром. Должно быть, потому, что говорила заискивающе.
— Здесь не магазин, бабуля, — принялась Лариса набивать цену, — где я вам мяса наберу?
— Но я заплачу, сколько скажете.
— Много надо?
— Полкило для внучки, пустяк какой-то… Все продукты — в квартире, а туда не пускают.
— Нету мелких гирь, бабуля! Пройди в кладовку, мать отвесит два кило. Готовь десятку!
Николай со стуком поставил стакан на стол, потер ладонью глаза, лоб. Глянул на старуху с раздражением:
—
— Ну что вы? Разве можно солдатскую пищу давать трехлетнему ребенку?
Она говорила еще что-то, но Николай больше не слушал — жевал корку и сосредоточенно разглядывал бахрому скатерки. Когда же старуха ушла, проговорил вроде бы в шутку:
— Совесть имей, кудрявая. На ком деньги делаешь?
— Вместе с тобой, — напомнила Лариса.
— Ты у меня спросила, сколько за мясо брать?
— И спрашивать нечего! Чем больше, тем лучше. Наутро его за полцены не продашь, потому что оно протухнет без холодильника. И еще учти: завтра этого добра привезут навалом, завмаг шепнул по дружбе… Так что соображай.
Хайрулла со вкусом заел выпитое и мягко заметил:
— Раньше ты, Коля, мало кого жалел. Здорово изменился!
Николай вновь откинулся к стене, уперся в нее лопатками. Он подыскивал, что бы такое сказать Хайрулле в ответ на его намек. И почему-то не находил.
Хайрулла намекал на историю, происшедшую в Карши, совсем недавнюю, печальную, о которой тягостно было вспоминать. Инженер по технике безопасности назвал эту историю прискорбным фактом, предсказанным статистикой. Дескать, наука установила, что несчастные случаи, несмотря на всяческую профилактику, все же не могут не происходить, потому что никому заранее не известно, когда лопнет трос, или треснет стрела экскаватора, или рванет ветер, способный опрокинуть башенный кран.
Жуткую картину нарисовал инженер, напуганный предстоящим судом. Однако он напрасно старался, статистика Николая не интересовала. Ему ясно было одно: Марину, его Марину, бойкую, горластую, горячую и в работе, и на гулянке, изувечило упавшей плитой, и следовало думать, что ждет ее и Николая в ближайшем будущем.
Он приходил к ней в палату, пропахшую лекарствами, сидел рядом с койкой на стуле и слушал, как Марина хрипит, перебинтованная по горло. Она никого не узнавала и только беспрестанно двигала рукой, к которой красной змейкой присосалась резиновая трубка, прикрепленная другим концом к стеклянной колбе.
Плохи были ее дела. Об этом Николай узнал уже после операции. В распахнутом из-за жары халате, костистый и волосатый хирург разговаривал с ним высокомерным скрипучим голосом:
— Вот что, товарищ муж, постараемся спасти ей жизнь, на большее не рассчитывай. Сначала — инвалидская коляска, затем подберут протезы. Научишь жену на них ходить!
— Неужели…
— Да, именно так. — Хирург глянул на него пронзительно синими глазами, неожиданными на скуластом восточном лице. — Если есть родственницы, пускай подежурят.