Будни отважных
Шрифт:
— Может, ты счастливей моего будешь.
Уже прощаясь, нагнулся к самому уху своего преемника, прошептал:
— Гаврилы Щетникова берегись. Ворюга еще тот...
Павел засмеялся:
— Ты чего шепчешь? Вроде бы, кроме нас с тобой, в кабинете никого нет.
Иван многозначительно поднял указательный палец:
— Они, гады, вездесущи. Знают каждый наш шаг. Их много. Ты еще не знаешь, как их много.
Он скривился, стиснул руками голову:
— Трещит, проклятая шарманка... В общем, говорю, берегись. Смеяться не спешай.
Щетников... Эта фамилия стала попадаться на глаза
Видели на рынке хутора Рябова, где нашли двух краденых лошадей? Ну и что из того? Разве советский человек не имеет права потолкаться в свое удовольствие среди рыночной толпы? Ах, видели его беседующим как раз с торговцами краденого. Эка невидаль!.. На лбу у них ничего не было написано. Приценялся к мерину. Зачем понадобился мерин? А ни зачем. Просто любитель красивых лошадей.
Пьянствовал с отпетым вором Яшкой Воронковым, которого на следующий день арестовали по обвинению в хищении пары быков? Вот беда большая! С каких это пор стали запрещать престольный праздник отмечать? Яшка Воронков вор? Да не может быть того — с виду человек как человек. Неужто правда? Не знал, не знал за ним такого. Не даром говорится: чужая душа потемки.
Все это было так. В то же время чуть ли не вся Еланская говорила о нем, как о прожженном воре крупного масштаба, который не пачкает рук мелким воровством. А как известно, дыма без огня не бывает. Над всем этим стоило поразмыслить...
Крепко запомнил Павел сказанное Иваном Николаевичем Ворониным на совещании работников управления: «Нас, милиционеров, единицы и сами мы в борьбе с врагами ничего не сможем сделать, если не будем опираться на народные массы. Ищите себе надежных помощников. Они всегда найдутся среди окружающих вас людей».
Приехав в Еланскую, Павел сразу же наладил связь с местной комсомольской ячейкой. Ему в помощь выделили двух пареньков-активистов. Они были неплохие советчики — хорошо знали жителей самой станицы и прилегающих хуторов. Павел поручил им разведать как можно больше данных о жизни и связях Гаврилы Щетникова. В результате у него сложилось твердое убеждение, что Щетников руководит большой шайкой воров. Под его началом разрабатываются и осуществляются все хищения крупного рогатого скота и лошадей. Но он, видимо, редко когда лично сам принимает участие в этих делах. Потому-то он и неуловим. Надо было выждать, лучше изучить самого главаря, его привычки, вкусы, увлечения. Возможно, именно в этом направлении и следовало искать путь к окончательному варианту ликвидации воров.
А пока вместе с добровольцами Павел Кириченко гонял по левадам и в камышах самогонщиков. Он безжалостно уничтожал аппараты самогоноварения, изымал предназначенное для сусла зерно. Всякий раз, сталкиваясь с варварским использованием хлеба, Павел закипал яростью. В такие минуты даже его активисты старались не попадаться ему на глаза.
Как-то втроем они лежали на берегу речки в засаде. Поджидали хозяина найденных в камышах двух мешков ячменя и аппарата. По всему видно было, что неизвестный налаживал крупное производство самогона. Но к лиманам уже подбирался вечер, а никто так и не появлялся. Подходил к концу шестой час их дежурства.
— Наверное, сегодня он не придет, — высказал предположение один.
— Да, вряд ли он захочет привлекать внимание, — откликнулся другой. — Ночью огонь далеко виден.
Павел недовольно поежился:
— Придет — не придет, а пока не стемнеет, уходить нельзя.
— Скажи, Павел Григорьевич, за что ты так ненавидишь самогонщиков? — поинтересовался первый.
— За что — спрашиваешь? — Павел пожевал зеленый стебелек овсюга и сплюнул. — Поглядел бы я на тебя, если б ты, как я, хлеб этот с кровью добывал по одному зернышку. Если б твои лучшие друзья за это зернышко жизни свои ложили. Я ведь был еще недавно чрезвычайным уполномоченным окружного продкомитета. Пришлось всего навидаться. Однажды в лапах у махновцев побывал вместе с двумя милиционерами.
— Расскажи, Павел Григорьевич, — попросили ребята.
Павел задумался, прищурился:
— Ну, ладно, слушайте, только не забывайте поглядывать на дорогу и вокруг. Дело было так...
В станицу Вешенскую пришла тревожная весть: уходя от преследования регулярных частей Красной Армии, к Верхнему Дону устремилась банда махновцев. Чуя свой близкий конец, они ничего и никого не жалеют на своем пути — грабят жителей, убивают представителей Советской власти, жгут хлеб.
Хлеб... Он в те времена ценился на вес золота. В нем было спасение — голод уже захлестывал страну гибельной петлей. Даже в самых урожайных районах зерно собирали по крупицам, чтобы спасти от вымирания целые губернии.
Поздним вечером комиссар продкомитета Мурзов вызвал к себе молодого двадцатидвухлетнего Павла Кириченко, продуполномоченного шестидесяти двух станиц и хуторов Верхнедонского округа.
— Получена шифровка, — сказал он. — Курс махновцев лежит через наши места. Точнее: Краснокутская — Боковская. Приказ: вывезти весь хлеб в Мальчевскую.
— Есть, — отчеканил Кириченко.
Хлеб с величайшим трудом, а нередко и ценой гибели лучших людей, сосредоточивался перед отправкой на железную дорогу в Боковской, Краснокутской и Чистяково. Лишиться этих запасов — значило поставить под угрозу голодной смерти многие районы Советской республики.
— Разрешите действовать?
Комиссар помедлил с ответом, пытливо разглядывая высокого нескладного парня с нахмуренными бровями. Заплатанная, ветхая, из мешка скроенная рубаха на плечах, еще живописнее — шаровары, на ногах стоптанные чирики, худой, бледный.
— Ты как питаешься?
Кириченко удивленно и непонимающе уставился на начальника.
— Как все, — нерешительно ответил он.
Комиссар невесело усмехнулся.
— Значит, как придется... Н-да... После госпиталя тебе бы... — Он вдруг замолк, поняв, как нелепо звучит сейчас его сочувствие. — Ладно, Кириченко. Имей в виду: задание тебе дается ответственное, во-первых, нелегкое, во-вторых... Хотя думаю, что в общем-то, безопасное. В твоем распоряжении не меньше двух суток. Должен успеть. Мобилизуй все население, весь транспорт. Прояви революционную твердость. Кто попытается помешать, саботировать, — к стенке. Никакой жалости. И имей в виду... — Взгляд Мурзова потяжелел. — Не успеешь угнать хлеб от махновцев, за невыполнение задания самолично...