Будни отважных
Шрифт:
В низенькую дверь кухни-мазанки выглянуло перепуганное лицо старушки. Павел успел заметить, как дернулась занавеска на окошке в доме. Кто-то через кисею занавески наблюдал за приехавшими.
Павел был предельно собран. Сейчас все будут решать хладнокровие и расчет... Не волноваться!
— Здравствуйте, Дарья Петровна, — сказал он, вставая навстречу старушке. Несмотря на прошедшие несколько лет, он безошибочно узнал мать Евгении.
— Павлушенька! — воскликнула она. — А мы уж и заждались. Думали: побрезговал приглашением...
— Ну что вы, Дарья Петровна, — ответил Павел.
Радость женщины, казалось, была искренней. И все же что-то тревожило Павла.
Когда Дарья Петровна проводила приехавших в горницу, Прокофьич наклонился к Рыженко и тихо произнес:
— Мужики какие-то, доглядел я, за домом хоронятся. Может, мне не отходить от коней?
Видимо, заметив нерешительность гостей и по-своему истолковав ее, Дарья Петровна вновь засуетилась.
— Вот дура-то я старая, а про коней ваших забыла. Вы ж их распрягите. Пусть тоже отдохнут. А я им овса подсыплю.
— Да мы ненадолго, Дарья Петровна. Нам еще и к Жене в Степную поспеть надо.
Во дворе хлопнула калитка. Двое рослых парней с охотничьими ружьями через плечо, пропустив вперед тройку гончих псов, входили на баз. Как из-под земли вынырнул какой-то прихрамывающий мужичок. Сквозь занавеску Павел старался разглядеть лица. Похоже, это были родные братья Евгении — младший, Петр, и средний, Алексей. Но как они выросли, возмужали!..
Алексей, видно, что-то сказал мужичку, и тот, согласно кивнув, заспешил куда-то на задний двор, к огородам. За ними, под обрывистым берегом, — заросшая камышом и осокой речушка Кагальник.
Павел толкнул дверь в соседнюю комнату. Там на тахте кто-то лежал, укрывшись с головой.
— Я вижу, Петровна, у вас гостей, полон двор!
— Да нет! Это дружок Петра. С жинкой поругався и ночуе у нас уже неделю.
Братья шумно ввалились в комнату.
— Вот это удача! — деланно-радостно произнес Петр. — Хорошо, что приехали.
— А они возвращаться собираются, сынок. Как же так? — пожаловалась Дарья Петровна.
— Ни-и, сначала посидим, побалакаем за стопочкой горилки. У нас вон и закуска имеется. — Петр протянул матери свою охотничью добычу — здоровенного зайца-русака.
— Ну ладно, останемся, — подмигнул Павел своему ездовому.
Пока готовили снедь, накрывали стол, стемнело. Сели вечерять. Вышли к столу и тот дружок из соседней комнаты и еще несколько новых с сумрачными лицами мужиков.
— Это тож наши, хуторские, — бросил Петр. — Знакомьтесь.
После первых стопок у братьев раскраснелись лица, заблестели глаза. Они усиленно угощали Павла с Прокофьичем. Под низким потолком было жарко и душно. Прокофьич под благовидным предлогом отлучился из комнаты.
Петр вдруг встал из-за стола, подошел к Павлу.
— Ну, так за суседские отношения? — чокаясь, сказал он. — За то, чтобы все по-хорошему, как у людей!
— Закон один на всех, Петро, — спокойно посмотрел ему в глаза Рыженко. — С хорошим человеком по-хорошему, а с плохим, сам понимаешь, разговор один может быть.
— Да мы все вроде хорошие, — похлопывая Павла по плечу, произнес с кривой ухмылкой Петр. — Не правда, мать?
Дарья Петровна почему-то обеспокоенно глянула на сына.
Кое-кто уже встал из-за стола. Поднялся и Павел.
— Выйду покурю. — Он вышел в сени. Здесь было темно и холодно. Дверь была открыта. Ее проем слабо выделялся на фоне потонувшего в чернильной темноте двора.
Ночь дышала морозной свежестью и запахом сена. Место, где стояла тачанка, угадывалось по хрусту жующих коней да легкому постукиванию копыт.
Где же Прокофьич? Он уже собирался было окликнуть его, как услышал осторожный шепот. Голос Алексея торопливо объяснял кому-то:
— Ты объясни ему, что больше как еще на час задержать их не сумеем. Да и мать что-то заподозрила... Все расспрашивала меня, чего мол, Костику от Павла надо? Не худое ли что задумал он? Любят они, говорит, с Женечкой друг друга. Жених, понимаешь, объявился из легавых...
Алексей зло хихикнул.
— Тише ты, дура, — ответил другой голос. Этот же, второй, на дворе где-то бродит. Услышит — всю песню испортит. Его, как мы придем, первым и уберете. А с этим еще, может, Костя побалакать захочет... Ну, давай в дом, а то хватятся. А я — к озерку, за ребятами.
Рыженко прильнул к стене. Мимо, обдав его водочным перегаром, прошел Алексей, не заметив Павла в темноте сеней.
Павел почувствовал, как холодная испарина покрыла лоб. Казалось, сердце стучит так гулко, что его могут услышать. «Значит, вот как дела поворачиваются. Ну, ладно. — Павел сжал кулаки. — Еще посмотрим кто кого».
Он уже овладел собой. И привычное хладнокровие, быстрая реакция вернулись к нему. Осторожно ступая, подошел к тачанке. Из темноты навстречу выросла огромная фигура Прокофьича. Он был начеку.
— Выводи коней быстро! — тихо приказал Рыженко. — Но только не шуми. Жди на соседней улице у колодца. — Павел отошел к огороду, залег. Глаза уже привыкли к темноте.
Через несколько минут хлопнула дверь. Вышли Петр и его знакомый.
Павла с Прокофьичем несколько раз окликнули. Петр, тяжело топая, вернулся в дом. Через минуту вышел снова, на ходу надевая ватник. Свет из окна холодно блеснул на металле ружья.
Следом за сыном выбежала взволнованная мать: