Будничные жизни Вильгельма Почитателя
Шрифт:
– А сейчас? – с придыханием спросил Голден.
– А сейчас они совсем испортились.
– Да, но в них есть что-то, что всех очень интересует, иначе бы они не болтали только о тебе и твоей работе, – тихо проговорил Годрик, которого сложившаяся ситуация совершенно не пугала.
– Еще бы они хорошее что-то болтали, а не грязью за спиной поливали, – сказал Вильгельм и покрутил мартини в бокале. – Они ведь столько мне писем прислали про загрязнения на Планете. Думаешь, я не читал? Читал. А что я сделать могу? Уже ничего.
– Но шлют ведь письма, значит не забыли. – Годрик улыбнулся.
– Лучше бы забыли. Я им в двадцатом веке замучился объяснять, почему люди решили воевать столько раз друг с другом!
– А они разве раньше не воевали?
– Воевали. Только оружия не создавали, которым можно легко половину Планеты уничтожить, – хмыкнул Вильгельм и отпил мартини. – А теперь видишь? Еще веселее! Они сами не понимают, как себя в могилы загоняют. А может и понимают, но им все равно. Не всем, конечно, но у многих есть причины, по которым и глаза закрыть на уничтожение Земли можно.
– Какие например? – Годрик пододвинулся.
– Деньги? – предположил Вильгельм, усмехнулся, а потом, словно смертельно устав, застонал. – Деньги, власть, какая-то возможность развеселить себя на свои жалкие годы. Они не видят дальше себя, вот в чем дело. Думают, что хаос их рассосется как-то. А как? Даже я его исправить не могу!
Годрик отставил бокал, поправил одежду и, казалось, хотел сказать что-то ободряющее. Он даже задумался, улыбнулся, а потом нахмурился, почесал подбородок и выдал то, что смог придумать:
– А тебя ведь когда-то поддерживали, Вильгельм. Не все, но хоть кто-то. Помнишь, как Шаттлы обрадовались, когда увидели модель Земли и ее природы? Когда-то у тебя были толпы поклонников, даже сейчас несколько штук осталось, наверное.
– А сейчас не осталось никого, даже друзей, – тихо вздохнул Вильгельм, но Годрик услышал. Слова эти его совершенно не обидели – ему и не нужно быть его другом. Он никогда им и не был.
– Ладно, хватит о грустном. Давай выпьем, отпразднуем нашу встречу. Когда это еще повторится! – Годрик отошел к столу, изящно нагнулся и вытащил из маленького холодильника несколько бутылок. Вильгельм, хмыкнув, кивнул. Алкоголь казался не таким уж и плохим способом заглушить темные мысли.
За мартини пошел коньяк. За коньяком – вино, которое еще чем-то запивалось. Приятная девушка становилась приятнее с каждым разом, когда приносила заказ. Она мило улыбалась. Заказы и вправду приходили быстро.
Годрик смеялся, вытаскивал коллегу на импровизированный танцпол, где они, уже пьяные, пытались танцевать мазурку. В ранние годы они выглядели как братья-близнецы, но были совершенно разными. В основном внутренне, Вильгельм ведь тоже когда-то был очень обаятельным. Из-за этих различий никогда и не дружили. Они чем-то говорили, но о чем именно – никто уже и не вспомнит. Но в тот вечер Вильгельму было хорошо.
Пили они до глубокой ночи, пока Эльгендорф не допился до такого состояния, что и не понимал уже, что пьет. Годрик все продолжал запудривать ему мозги, подливать напитки в бокал и подпихивать в сторону закрытых дверей. Тогда Вильгельм и решил сворачиваться.
Он чинно попрощался с Годриком где-то после полуночи, вышел на улицу и побрел куда-то прямо, проветриться. Холодный воздух обдавал горячие щеки и хлестал их короткими пощечинами. Он помнил, как прошел через крепость, вышел на набережную, куда-то свернул. Людей вокруг не было. По дороге он присел на лавочку и закурил. Потом достал флягу, которую стащил у Годрика, отхлебнул, почувствовал хруст Академских таблеток на зубах.
А проснулся уже у себя в квартире.
Глава четвертая
Когда Вильгельм вспомнил, что делал, его накрыло волной стыда. Он лежал в кровати, накрывшись одеялом по подбородок, и медленно покрывался красными пятнами.
«Я обещал, что больше не возьмусь за рюмку! – твердил он. – Говорил, а сам взял и напился».
В темной голове сразу же всплыл тот номер телефона, который висел на доске объявлений во дворе. Маленькая бумажка, со всех сторон окруженная предложениями купли-продажи компьютеров, дач, найма на работу студентов двоечников и работы для пенсионеров.
«Нет, нет. Я в пункт помощи алкоголикам точно не пойду. Я еще не настолько низко пал», – повторял Вильгельм. Когда он с трудом поднялся на ноги, а суставы ответили привычной болью, его чувствительные уши вновь уловили звуки возни, доносившиеся с кухни.
– Я теперь каждое утро этот цирк буду вынужден наблюдать? – устало вздохнул он и, потянувшись так, что хрустнуло все тело, поплелся в сторону коридора, накинув на острые плечи халат.
Зачем-то он подошел к зеркалу и тут же отшатнулся. С гладкой поверхности на него смотрел совсем не тот Вильгельм, что был там вот уже миллионы Земных лет. Это была, скорее, какая-то пародия, просто носящая его имя: засаленные темные волосы, которые длинными сосульками спадали на плечи, красный и раздувшийся нос, будто во сне его укусила пчела, обветренные губы с красной болячкой, тощие руки и изрезанные венами ноги, торчащие из-под подола халата. Он осунулся, исхудал, цвет лица его и без того бледный стал серым, а на лбу залегла одна глубокая морщина. Из прежнего облика остались разве что глаза – лиловые, блестящие и такие искусственные, что даже его однокурсники часто спрашивали, вставляет ли он их утром перед учебой или на самом же деле живет с такими. Это был сбой генетики, его эмбрион не так запрограммировали, но ему еще повезло – у некоторых студентов даже глаз не было.
В коридоре уже пахло чем-то вкусным, и это напугало Вильгельма даже больше, чем вчерашний запах гари.
В комнате распахнуто окно. Светило Солнце, небо было ясным. На кухне играло радио, настроенное на какую-то допотопную волну, подобную той, на которой в обед читали новости из тюрем. Нуд сидел на кухонной тумбе в халатике с ушками и болтал ногами, что-то верча в руках.
– О, Хозяин! Доброе утро! Как спалось? – Вскочил карлик и чуть не свалился с натертой поверхности, издав очень противный скользящий звук. – А я Вас вчера накрыл, чтоб не холодно было.
Вильгельм взглянул на стол и пошатнулся. Голова закружилась. Мало того, что вся кухня заставлена коробками пиццы, контейнерами с роллами и китайской лапшой, кое-где валялись бумажные пакеты из кондитерского магазина, а под столом одиноко пылился ящик дорогой минеральной воды, так еще на скатерти валялся длиннющий чек, который, казалось, мог стать плотным ковром для кухни.
– Нуд? Ты чем руководствовался, когда выбирал меню к завтраку? – прошептал Вильгельм и присел на стул. Вопрос, чем карлик заплатил за все это добро, он решил не озвучивать.