Будничные жизни Вильгельма Почитателя
Шрифт:
– Рассказывай, нам никто не помешает, – сказал он, вглядываясь в красное от смущения и волнения лицо секретаря. – Ну не бойся ты меня. Не съем ведь.
От шутки парню стало хуже. Он полез в папку, принялся перелистывать распечатки и краснел с каждой секундой больше. Вильгельм смотрел на него и невольно вспоминал Нуда. Похожи они все-таки, и не только веснушчатыми мордами.
– Компания есть одна, Валерий Константинович. Наши конкуренты… Нет, вы не думайте, что они лучше нас, совсем нет!
– И что же эта злостная компания сделала? – бесцветно поинтересовался Вильгельм, рассматривая потолок.
– Ну… – задумался Егор и сглотнул ком. – Она занимается поставкой намного дольше нас и занимает большую часть рынка…
– Я могу купить ее и проблем, в таком случае, не будет. Буду монополистом, – сказал Вильгельм, а про себя подумал: – Мне принадлежит всё, Егор, всё на этой Планете, всё в этой Галактике. Даже ты. Интересно, что бы ты сделал, если узнал правду?
– Валерий Константинович, понимаете, дело не только в том, что они захватили большую часть рынка. Вот они связались с каким-то иностранным поставщиком. То ли с Америки, то ли с Голландии. И заключили договор. А сейчас они зачем-то пришли и к нам, решили покрыть своими сетями и нас тоже…
– То есть они хотят купить нас?
– Видимо так. Но дело не только в этом, – промямлил Егор.
– Неужели эту проблему нельзя решить деньгами?
– Не все так просто, Валерий Константинович…
За несколькими испуганными вздохами Егора последовал долгий, сравнимый с лекцией в университете, рассказ о компании, угрожавшей им войной. Мол, они срывали сделки конкурентам, отправляли полицию на места встречи и вообще всячески портили жизнь людям, решившим немного подзаработать на убийствах других людей. Хотя нет, конечно же не на убийствах. Это просто долгий и мучительный суицид, ведь торговал Вильгельм даже не наркотиками и оружием, а всего-то специальными пищевыми добавками, которые в Академии использовали как ингредиент химикатов, а люди, хлебавшие запрещенные всеми врачами мира препараты из-за «особого эффекта» хорошели, вытягивались и превращались в «улучшенную версию себя». Ненадолго, на пару месяцев. А потом медленно рассыхались. Вильгельм полагал, что таким образом «чистит» Землю от испорченных, неугодных ему людей. Благая цель может наскучить, но бросать жалко, как с сигаретами. Еще одна вредная привычка, оставляющая приятное послевкусие. Особенно, если курить яблочные.
После рассказа воцарилось молчание. Егор, даже не знавший, что большую часть рассказа Вильгельм прослушал, теребил заусенцы, а Эльгендорф молчал. Ситуация была не настолько серьезной, чтобы переживать. У него были проблемы иного масштаба.
– Хорошо, Егор, спасибо. Подумаю, что можно сделать, – через несколько минут молчания сказал Вильгельм, прикинув, во сколько же ему обойдется купить компанию. Количество нулей не беспокоило – Властитель Галактики априори не мог нуждаться в средствах.
– Вы уж простите, что мы не сразу вам сказали. Думали, что как-то сами справимся, но все вышло из-под контроля.
«Людишки, думаете, все вам по плечу. Но всегда ошибаетесь».
– Ничего страшного. В мире есть вещи куда страшнее нападок павших ниже плинтуса людей, Егор. Ты еще слишком молод, чтобы это понять.
Егор удивился, но ничего не сказал. Точного возраста Валерия Константиновича никто не знал.
Вдруг кто-то начал неуверенно спускаться по лестнице, что-то бухча под нос. Вильгельм понял, кому принадлежал голос, и это его не обрадовало. Из потолка сначала появилась одна нога в красных чулках, затем вторая. За ними втянулись бедра фиолетовой юбке-карандаш, поднос, зажатый под мышкой, и только после этого – остальная Яна, державшая в руке чайничек и две чашки.
– Ты летала в Гондурас за кофе? – спросил Вильгельм, когда Яна поставила на стол две чашечки тошнотворного фиолетового цвета с узором из конфет.
– Не хотела мешать, пока вы разговариваете, – слукавила Яна и взяла в руки чайничек, такой же ужасный, как и чашки.
Вильгельм посмотрел на чашки. В одной из них, среди быстрорастворимых дешевых зерен, от которых даже на расстоянии пахло клеем, несло чем-то еще. Эльгендорф пригляделся, принюхался. Ему хватило пары мгновений, чтобы убедиться.
«Нет, Вильгельм, но она же не такая идиотка, чтобы и в самом деле так сделать», – пронеслось в его голове, но Эльгендорф, поглядев в ее глаза, решил, что люди способны на многое.
Поэтому чашку, которую она сначала поставила перед секретарем, невозмутимо забрал Вильгельм. Яна побледнела. Ее сухие, покрытые тонкими полосками плоских вен, задрожали. Егор взглянул на начальника, но побоялся даже рот открыть.
Первый глоток обжег Вильгельму горло – растворимый кофе он терпеть не мог. А через мгновение на языке осел порошок, который ему, конечно же, не нанес никакого вреда. А вот людям…
– Отравить его хотели? Какие вы идиоты.
– Валерий Константинович, я!… – начала было Яна, но Вильгельм яростно отмахнулся от нее и демонстративно, не сменив бесцветного выражения лица, бросил чашку об стену. Та, просвистев всего в нескольких сантиметрах от Яниной руки, разлетелась на осколки, а остатки яда разлились по полу.
Вильгельм медленно встал, выпрямился. Он был на две головы выше Яны. Вильгельм почувствовал, как билось ее сердце.
– Неужели ты вы подумали, что так можно?
– Валерий Константинович, я…
– Я задал вопрос.
Яна, пожевав губы, скривилась, шмыгнула носом и, сморщившись, заплакала. Горячие слезы полились по щекам, щедро сдобренных косметикой, размазали тушь и превратили ее в уродливое недоразумение. Егор переводил испуганный взгляд с Вильгельма, невозмутимо смотревшего на чужую истерику, на Яну.
– Чтоб тебя я тут не видел, поняла? – отрезал Вильгельм. – Еще раз увижу – пожалеешь, что на свет родилась. Я тебя в порошок сотру, бессовестная ты стерва, поняла?
– Валерий Константинович… – прошептала Яна и попятилась к осколкам. – Я могу объяснить…
– Выйди вон.
– Я не хотела…
– Вон! Я сказал, вон! – закричал Эльгендорф, схватил со стола чашку и бросил в ее в сторону Яны, а женщина, споткнувшись о свои же туфли, побежала к лестнице, взлетела по ступеням и убежала на улицу, громко хлопнув дверью.
В подвале вновь повисла тишина. Листы бумаги, поднявшиеся в воздух от поднятого Яной воздуха, осели на пол. Вильгельм молчал, руки его, все еще сжатые в кулаки, подрагивали.