Будничные жизни Вильгельма Почитателя
Шрифт:
Люди, которые его должны были полюбить.
Цветущие необъятные просторы.
Счастье. Безграничное счастье…
И тут повозка угодила в канаву, а Вильгельм чуть не вывалился – он еле успел ухватиться за бортик и окунул в грязь лишь один сапог. Холодная и липкая мерзость отрезвила его, он вскочил с места и начал судорожно отряхиваться, а повозка покатилась дальше. Вильгельм грустным взглядом проводил «экипаж», а потом взглянул на небо. Полегчало.
«Ну и черт с ней, новую найду», – думал Почитатель, вытряхивая солому из волос. Он присел на валун у дороги и начал ждать следующего попутчика. Местность типичная, даже скучная – леса, зеленые поля да таверны где-то на горизонте, а по пути к ней – десятки бандитов, зверей, далеко не приятных и приветливых. Но он не расстраивался. Природу, созданную им же, он любил куда больше тех, кто населял такие родные просторы, и мог побыть на большаке чуть дольше, чем рассчитывал.
Он долго сидел, ковырял палкой пыльную дорогу, рисовал в грязи рожицы. Пару раз нарисовал Ванрава. Наконец вдали показалась новая телега. Вильгельм поднялся. Ему снова пора отправляться в путь.
Кутна-Гора показалась к следующему утру, вся в зелени и сладком дурманящем запахе процветания, на пригорке, растущая по холму. Домишки каменные и ровные, ни одного, даже похожего на другой, строения, там не было. И вот, когда телега остановилась, Эльгендорф, покачиваясь, вылез на дорогу и побрел вверх, где должен был жить богатый народ.
Вильгельм, одетый явно не по здешней моде, семенил по скользкой каменной улочке, обходя дома. Город еще спал, но внизу, где раскинулся лес, были слышны разговоры зверей. Было настолько раннее утро, что Солнце еще не показалось за башней костела святого Якуба Старшего, которая служила Вильгельму главным ориентиром. Где-то на главной площади пахло хлебом, а у монетного двора, не пахло ничем. Будто воздух законсервировался и стоял, не двигаемый даже ветрами, которые для города, стоявшего на пригорке, были обычным явлением.
– Выберем покрасивее. Где есть балкон, буду там рисовать, – бубнил Эльгендорф, проходя по улочке спавших богатых домов и прикидывал, в каком же жить удобнее.
Подходящий дом он нашел по запаху – ладный и новый двухэтажный пропитался приятными запахами домашнего быта опрятных людей. Вильгельм вошел в дом беспрепятственно, громко шаркнув дверью по полу. Огляделся. Дом оказался приличным, а на стенах висели неплохие картины.
– Пожалуй, останусь тут, – решил он и позвал хозяина.
Тот появился незамедлительно. Усатый мужик шел к нему, почесывая кулаки, и выглядел воинственно. Но Вильгельм даже бровью не повел. Он быстро загипнотизировал подбежавшего к нему разъяренного пана, вытащив Артоникс из-под рубашки и сказав пару слов на родном языке. Внушив ему, что они давно знакомы и приходились друг другу чуть ли ни родственниками, Эльгендорф получил очень даже теплое приветствие. Отказавшись от еды, Вильгельм поднялся в уже свою комнату и улегся спать. Проблемы на ближайшее время закончились.
Не сказать, чтобы за такое поведение не вводилось штрафов, но Вильгельм настолько проштрафился, что на такие мелочи надзор почти не обращал внимания. Да и Джуди была отличным работником, умела заговорить зубы любому, даже тому, у кого зубов никогда и не было.
После дни потекли как ручей, один за другим, приятно переливаясь и бурля в каждодневных хлопотах жителей. Город оказался достаточно богатым и даже красивым. Будто мир стал иным, чистым и прозрачным, каким Вильгельм его и хотел видеть когда-то очень давно.
Он почти ни с кем не контактировал, разве что по крайней необходимости, а чаще – созерцал округу. Днями мог Почитатель, развалившись на балконе под иллюзией невидимости, следить за девушками, снующим туда-сюда, за детьми и их матерями, за котами, бродившими по брусчатке. Мог вдыхать ароматы занятого городка и рассматривать пейзажи, созданные его руками. Ему такая свободная жизнь нравилась все больше.
Незаметно прошел год, потом еще один, за которые он успел завязать несколько знакомств, полезных и не слишком, но относительно легких. Почитатель старался ухватиться за любую возможность знакомства с кем-то интересным, и никакие сословия его не волновали. Он знал бедных кузнецов и богатых панов, подавляющая половина которых жаждала выдать дочерей замуж за богатого иноземца. Каждое новое знакомство открывало Вильгельму целый мир людских дум, в которых он закапывался.
Помимо людских проблем он решал и проблему с жильем, отстраивая себе свой дом на пригорке, откуда весь город был отлично виден. После двух лет жизни подкидышем он переехал и вздохнул полной грудью. Дом его был двухэтажным, красивым и каменным, но стоял на ровной местности, а к площади Вильгельм приказал сделать ступеньки, так что хозяину не приходилось соскальзывать куда-то к главной площади во время ливня, как всем остальным.
Некоторые знакомства были для Почитателя очень даже приятными, кое-кого он даже звал в гости в новый дом. Таким человеком была Делла, дочь градоправителя. Первое время они виделись на прогулках, когда Почитатель выезжал из дома. Он сам как-то случайно подлетел к ней на гнедом скакуне на дороге, когда они с матерью и отцом выехали за город, и заговорил с мужчиной, а его познания во всех сферах вскружили ей голову. Затем, когда они узнали друг друга лучше, Делла виделась с ним на церковной службе, на которую Вильгельм ходил из любопытства. Вскоре что-то вспыхнуло в ее глазах. Наслушавшись красивых речей, она не поняла, как пропала. Пыталась упросить отца приходить сама, но он, конечно, не соглашался.
Сначала Вильгельму нравилось ее внимание, затем начало беспокоить. Румянец девичьих щек, холеные руки, красивые глаза напоминали ему о жизни, которой он уже почти не знал, но сближаться с людьми Почитатель не хотел – чревато.
Деллу же будто неведомая сила тянула к Вильгельму. По дороге из церкви путаные дороги приводили ее к проклятому дому, и одним дождливым вечером противиться не осталось сил.
Вильгельму понравились ее покорные речи, что рот она открывала очень редко, мягкие руки. Но сама Делла не вызывала в нем никаких эмоций. Для Вильгельма все люди, девушки в том числе, которые влюблялись в него, были сплошным клубком волос, платьев и запахов, духов или улиц. Простолюдинки, дворянки, даже королева – сплошное пятно пуха и перьев, талька и тряпок, из которого лишь изредка выбивались пучки чего-то яркого, чужого, другого. Но, чаще всего, они быстро потухали – человеческий век короток, особенно, для рожающих женщин.
Вильгельму неинтересно с Деллой. В редкие дни, когда она сбегала к Эльгендорфу, могли сидеть в тишине, гулять по внутреннему двору его дома или просто посмотреть друг на друга и разойтись, но хотя бы кусочек его тела, мимолетный взгляд Делла, словно потерявшая всякое стеснение, хотела урвать. Вильгельму льстило внимание, поэтому никогда не прогонял ее.
Девушка была немногословна. Иногда Вильгельм ловил себя на мысли, что даже не помнил, как звучал ее голос.
– Милсдарь, а кто зажигает звезды на небосводе? – тихо спросила как-то Делла, когда Вильгельма пригласили в дом градоправителя. Они вчетвером сидели в общем зале, за окном лил дождь.