Буду твоим единственным
Шрифт:
– Украденную, – поправил его Норт.
– Пожалуй. Ведь ничто не предвещало, что я найду табакерку, не так ли?
– А вы и не нашли, – произнесла леди Пауэлл сладким тоном. – Это сделала наша дорогая Элизабет.
Теперь уже Элизабет оказалась под прицелом трех пар глаз. Но в отличие от леди Пауэлл она не спасовала, а только выше вздернула подбородок.
– Только потому, что лорд Нортхэм не мог дотянуться до тайника со своей стороны. А что касается подсказок, то я безнадежно в них запуталась. – Она перевела взгляд с одного мужчины на другого. – Вы оба
– Увы, – вздохнул Саутертон, – это правда.
Нортхэм позволил себе усомниться, однако он стал партнером Элизабет только в конце игры. И потому, решив оставить свое мнение при себе, указал подбородком в сторону двери:
– Если я не ошибаюсь, сейчас сюда ворвется толпа гостей, а впереди всех – лорд и леди Баттенберн.
Массивные двери распахнулись, и в галерею действительно ввалилась толпа гостей во главе с бароном и баронессой. Леди Баттенберн радостно захлопала в ладоши.
– Я так и знала! – воскликнула она. – Когда вы не явились в гостиную в полночь, я сразу поняла, что мы найдем вас здесь. Ну что, нашли сокровище? О, пожалуйста, ответьте, пока часы не пробили двенадцатый удар. Его светлость очень строго придерживается правил. Можно подумать, что мы спрятали сокровища короны, а не карманные часы с брелоком.
Леди Баттенберн нервно расхаживала по своей спальне от двери до окна и обратно. Барон, наблюдавший за женой, вздохнул:
– Сядь, дорогая. Ты совсем себя измотаешь.
– Не измотаю, – упрямо отозвалась она.
– Ну, тогда протрешь ковер.
Этот довод тоже не остановил баронессу. Ее длинные, до локтей, перчатки висели на спинке кресла, украшенный пером тюрбан валялся в ногах постели. Она все еще была в вечернем платье.
– Может, ты хотя бы позволишь Фитц помочь тебе приготовиться ко сну?
– Я не смогу сейчас заснуть.
Харрисон повернулся к камину, где стояла Элизабет. Пожав плечами, он развел руками, и этот жест означал, что он исчерпал все свои возможности.
Элизабет набрала в грудь воздуха.
– Луиза, может, тебе…
Звук ее голоса сделал то, что не удалось Харрисону. Баронесса резко остановилась.
– Не желаю даже слушать тебя, Либби! Ты скверная, скверная девчонка! И отвечаешь за все, что произошло нынче вечером. Не представляю, о чем ты думала, когда взяла табакерку!
Элизабет молчала.
Она видела, что баронесса не ждет ответа. Ей необходимо было высказаться. Она слишком долго сдерживалась в галерее: сначала – чтобы прийти в себя от шока, когда Саутертон продемонстрировал ей табакерку, а потом – чтобы выразить сожаление, что игра закончилась таким странным образом. Зато сейчас лицо леди Баттенберн раскраснелось от гнева, и казалось, она вот-вот расплачется.
– Ну, Элизабет, – снова заговорила она, – ты понимаешь, какой позор навлекла на нас?
Элизабет взглянула на барона, поскольку он тоже оказался в числе униженных и оскорбленных. До сих пор Луиза, похоже, не собиралась ни с кем делиться своим статусом жертвы.
– Никто не винит тебя в том, что произошло, – тихо ответила Элизабет. – Я всего лишь достала из тайника
– Вот именно!
– Лорд Нортхэм все равно достал бы табакерку, не сделай этого я.
Баронесса топнула ногой, обутой в комнатную туфлю.
– Ты выводишь меня из терпения!
– Я пыталась защитить вас с Харрисоном, – пояснила Элизабет.
Барон, очнувшийся от своих размышлений, склонил голову набок.
– Вот как? – сухо спросил он, вперив в нее взгляд холодных голубых глаз. – Как мило. Право, Луиза, с ее стороны очень мило пытаться нас защитить.
– Это самое меньшее, что она могла сделать. Самое меньшее.
Барон медленно кивнул:
– Пожалуй.
Пальцы Элизабет сжались в кулаки.
– Вор оказал нам всем любезность, вернув табакерку. Почему бы тебе не взглянуть на это дело под таким углом?
– Потому что я не терплю вмешательства в мои планы!
– Не исключено, что он вернет также и часы с брелоком.
– Да уж, пусть лучше вернет, – угрожающе произнесла баронесса.
Харрисон небрежно махнул рукой:
– Не тревожься о таких пустяках, дорогая. Тоже мне ценность!
Баронесса снова принялась расхаживать по комнате, шурша шелковым платьем.
– Прочь с моих глаз! – Видя, что Харрисон с Элизабет обменялись вопросительными взглядами, она добавила: – Вы оба. Я совершенно без сил.
Харрисон поднялся, чмокнул жену в щеку, которую та подставила ему, кивнул Элизабет и вышел из комнаты, направившись в тишину и уют собственной спальни. Элизабет уже взялась за дверную ручку, когда баронесса окликнула ее.
– Мы еще не закончили, – заявила она.
– Но ты сказала…
– Я говорю не о данном моменте. Сейчас можешь отправляться куда угодно, но имей в виду, разговор не окончен. Эта история будет иметь последствия. Для тебя в частности.
Ладонь Элизабет, сжимавшая ручку, увлажнилась, и ей не сразу удалось открыть дверь, что не прошло незамеченным для хозяйки дома, достопочтенной леди Баттенберн.
Элизабет лежала поверх сбившихся одеял, уставившись в потолок. То, что она испытывала сейчас, едва ли можно было объяснить беспокойством, вызванным вечерними событиями. Это был самый настоящий страх, скрутивший в узел ее внутренности и лишивший ее сна.
Она не нуждалась в напоминании, что вопрос далеко не исчерпан. Элизабет ни на секунду не верила, что леди Баттенберн удовлетворится обличительной речью. Баронесса никогда не бросала слов на ветер, даже в гневе, и ее прощальная фраза должна была служить Элизабет предупреждением, что ее ждет суровая кара. Но существовало слишком много аспектов, где она чувствовала себя уязвимой. С какой стороны ждать нападения?
Элизабет поднялась с постели и подошла к окну. Отдернув шторы, она распахнула обе створки и высунулась наружу. От прохладного ветерка, шевелившего волосы, ее кожа покрылась мурашками. Она заставила себя посмотреть вниз. Интересно, разобьется ли она насмерть, упав с такой высоты? Или только покалечится? И будет ли это хуже того, с чем ей приходится жить сейчас?