Будущее капитализма

Туроу Лестер

Но капитализму нужно было также изменить идеологию. В Средние века корысть была худшим из грехов, и торговец никогда не был угоден Богу (21) . Капитализму нужен был такой мир, где корысть была бы добродетелью, а торговец был бы особенно угоден Богу. Человек должен был верить, что он не только вправе, но и обязан приобретать как можно больше денег. Представление, что благополучие индивида означает прежде всего максимальное личное потребление, возникло очень недавно – ему меньше двухсот лет (22) . Без этого представления вся структура мотиваций, на которой держится капитализм, не имеет смысла, а экономический рост бесцелен (23) .

21. Robert L. Heilbroner, The Making of Economic Society (New York: Prentice-Hall, 1962), p. 39; The Nature and Logic of Capitalism (New York: W. W. Norton, 1985), p. 109.

22. Jerome M. Segal, «Alternative Conceptions of the Economic Realm,» in Rationality and Efficiency: New Perspectives on Socio-Economics, ed. Richard M. Coughlin (London: M. E. Sharpe, 1993), p. 288.

«P 23. Patrice Higonnet, David S. Landes, and Henry Rosovsky, eds., Favorites of Fortune: Technology, Growth, and Economic Development Since the Industrial Revolution (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1991), p. 2.

В

периоды кусочного равновесия идеологии и технологии – новые и старые – не подходят друг к другу. Чтобы восстановилась хорошая экономическая смесь тех и других, они должны стать совместимыми, согласованными между собой. Это сложный процесс, поскольку то, что возможно, в значительной степени зависит от того, во что мы верим. Переживания фильтруются через убеждения, обусловливают видение действительности и меняют входящие в употребление технологии. Но, в свою очередь, новые технологии меняют наши убеждения и предлагают новые пути.

Старые, установившиеся общественные системы могут приспособиться к новой окружающей среде лишь при видимой угрозе поражения. Без такой угрозы умы закрыты для нового – почти все умы и почти всегда. Лишь эта угроза открывает окна воображения, позволяет увидеть новые пути к новым свершениям. Новые условия должны быть поняты до наступления кризиса, к ним надо приспособиться заранее: тогда легче действовать, легче вынести болезненные перемены. Общества процветают, когда убеждения и технологии согласны между собой; они приходят в упадок, когда неизбежные изменения убеждений и технологий не согласуются между собой. Справедливость этого доказывают благополучные общества прошлого; многие из них были построены на совсем иных ценностях и применяли совсем иные технологии, чем нынешние. Но все они нуждались в согласованности, о которой была речь: без этого они не могли бы преуспеть.

Сельское хозяйство началось в долине реки Нил, потому что люди еще не умели пахать землю и не знали удобрений – у них отсутствовали две основных технологии (24) . Но Нил с его ежегодными разливами и наносами ила позволял им обойтись без обработки земли и без удобрения (25) . Достаточно было сеять. Мягкий, свежий ил сам собой избавлял от необходимости пахать и удобрять землю. Таким образом, сама природа доставила технологии, обеспечившие процветание сельскохозяйственной экономики.

24. Encyclopedia Britannica, Vol. 8, p. 42.

25. Jane Chisholm and Anne Millard, Early Civilization (Tulsa, Okla.: Osborne, 1988), p. 14.

Но чтобы могла развиться сельскохозяйственная экономика, сменившая скотоводческую культуру кочевников, нужны были соответствующие ценности – идеология, убеждавшая большое число людей коллективно трудиться, строить и поддерживать принадлежащие общине плотины. Без этих плотин, удерживавших ил и воду на берегах Нила, они ушли бы обратно в реку, а в этой стране почти не было дождей. Чтобы действовала такая система орошения, необходимая для выращивания урожая, нужна была строжайшая дисциплина.

Вероятно, вследствие этого постоянства погоды и разливов Нила у древних египтян развилась идеология, очень непохожая на нашу. В центре внимания всей жизни была смерть. Вера в загробную жизнь, более реальную, чем сама жизнь, выработала социальную дисциплину, позволившую им вкладывать в будущее больше капитала, чем в любом обществе после них. Фараоны жили в глиняных дворцах, но хоронили их в монументальных каменных сооружениях. Доля времени и ресурсов, ушедшая на строительство пирамид, при технологиях, которые применяли египтяне, для нас просто непостижима (26) . Когда нильская долина была под водой во время разлива, вся рабочая сила мобилизовывалась на полгода, чтобы строить эти монументы, удивительные даже для современной технологии (большая пирамида в Гизе выше римского собора Святого Петра) (27) . В течение всей жизни фараоны копили сокровища, чтобы унести их с собой в вечную жизнь. Простые люди старались устроить себе скромные гробницы, чтобы совершить то же путешествие в вечную жизнь, что и фараоны из своих великолепных гробниц (28) .

26. Ibid., p. 17.

27. John Romer, Ancient Lives: Daily Life in Egypt of the Pharaohs (New York: Henry Holt amp; Co., 1984), p. 123.

28. Encyclopedia Britannica, Vol. 19, p. 204.

Коллективные потребности были важнее индивидуальных – насколько нам известно, у египтян не было самоанализа и личного мнения (29) . Идеология, заинтересованная

в далеком будущем и не заинтересованная в индивиде, была столь же важна для их длительного благополучия, как и разливы Нила, доставлявшие им плодородный ил.

У римлян, напротив, успех объяснялся не технологией, а идеологией. Вот что сказал об этом их современник, военный историк Вегеций: «Римляне менее плодовиты, чем галлы, меньше ростом, чем германцы, слабее, чем испанцы, не столь богаты и хитроумны, как африканцы, они уступают грекам в технике и в понимании человеческих дел. Но они обладали способностью к организации и даром господства» (30) .

29. Gay Robins, Women in Ancient Egypt (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1993), p. 14.

30. Andrea Giardina, ed., The Romans (Chicago: University of Chicago Press, 1993), p. 1.

Эта единственная в своем роде система ценностей давала им армии с несравненной дисциплиной, выполнявшие приказы, когда другие отказывались повиноваться (31) . Их система связи, команды и управления была великолепна (32) . Римляне выигрывали войны, хотя у них никогда не было военной техники, которой бы не было у их врагов. Они не были заинтересованы в развитии техники, за полторы тысячи лет почти не сделали в ней улучшений, а часто прямо их отвергали (один римский император намеренно отказался от механического устройства для передвижения каменных колонн) (33) .

31. James P. Speer, Conflict and War: History, Causes, Consequences, Cures (Fort Bragg, Calif.: QED Press, 1986), p. 9; Edith Hamilton, The Roman Way (New York: W. W. Norton, 1993), p. 132.

32. Florence Dupont, Daily Life in Ancient Rome (Oxford, U. K.: Blackwell, 1989), p. 23.

33. Jean Paul Moreal, «The Craftsmen,» in Giardina, ed., The Romans, p. 228; Braudel, History of Civilization, p. 19; Frances and Joseph Gies, Cathedral, Forge, and Waterwheel: Technology and Invention in the Middle Ages (New York: Harper-Collins, 1994), p. 17; M. I. Finley, Economy and Society in Ancient Greece (London: Chatto and Windus, 1981), p. 173.

Их общественная организация привела к строительству мостов, дорог и акведуков, сохранившихся до сих пор. Через девятьсот лет после сооружения Аппиевой дороги (Via Appia) историк Прокопий причислил ее к величайшим достопримечательностям мира и заметил, что ни один ее камень не сломался и не истерся за сотни лет без всякой починки (34) . Одним из экономических результатов этой идеологии была транспортная система, доставлявшая зерно со всех берегов Средиземного моря, чтобы насытить город, насчитывавший больше миллиона жителей, с их лошадьми (35) . Для сельского хозяйства у них были структуры, нужные для добычи удобрений и ежегодной доставки их на поля. Средний римлянин пользовался материальным благополучием, вновь достигнутым лишь в начале индустриальной эры, в восемнадцатом веке. Рядовые римляне никогда не опускались до бесправия и унижения, бывших уделом простого европейца в Темные века (36) .

34. Anthony Marks, Graham Tingay, in Giardina, ed., The Romans, p. 18.

35. Ibid., p. 32.

36. Edith Hamilton, The Roman Way (New York: W. W. Norton, 1993), p. 178.

Организация окупилась. Они создали империю из ста миллионов человек, простиравшуюся почти на три тысячи миль с запада на восток и на две тысячи двести миль с севера на юг (37) .

Но римляне достигли этого с убеждениями, не похожими на наши. Римляне не верили в права человека, не зависящие от его положения, и многие в их государстве были рабами. Даже свободные не были равны – каждый к принадлежал определенному классу или сословию (38) . Индивид мало значил, и не было представления о «личности, находящей в самой себе опору против суждений, навязываемых сообществом извне» (39) . Римляне не уважали диссидентов. Их религия подавляла индивидуализм и поощряла чувство принадлежности к сообществу – в полную противоположность нашей (40) .

37. John Matthews, «Roman Life and Society,» in The Oxford History of the Classical World, ed. John Boardman, Jasper Griffin, and Oswyn Murray (New York: Oxford University Press, 1986), p. 752; J. F. Drinkwater and Andrew Drummond, The World of the Romans (New York: Oxford University Press, 1993), p. 63.

38. Florence Dupont, Daily Life in Ancient Rome, p. 7.

39. Ibid., p. 27.

40. Robert Parker, «Greek Religion,» in The Oxford History of the Classical World, p. 261.