Будут неприятности (сборник)
Шрифт:
Лена сдернула с вешалки плащ, свистнула Капралу и выскочила из дома.
Она звонит в дверь учительницы.
– Кто там? Кто? – спрашивают ее.
Лена не отвечает, а давит и давит на пуговичку звонка.
– Кто? Кто? – голос у учительницы испуган.
Лена стучит ногой в дверь.
Мы видим, как, запахиваясь в халатик, учительница открывает дверь.
– Господи! – говорит учительница. – Господи! Ну что тебе от меня надо?
Лена беспомощно, словно пьяная, вошла в
Учительница присела возле Лены, подняла на нее измученные глаза.
– Я не виновата перед тобой ни в чем, – сказала она. – Это правда. – И тихо добавила: – Уже правда. Я уезжаю…
– Если вы из-за меня, – говорит учительнице Лена, – то мне это не надо.
Учительница смотрит на нее с горечью.
– Почему вы ему по телефону не ответили? – спросила Лена.
– Вероятно, не услышала звонка, – как бы оправдываясь, говорит учительница.
– Это неправда! – крикнула Лена.
Лена мгновенно поднялась на ноги, распахнула дверь и, дернув за поводок Капрала, побежала вниз.
…Домой первым ворвался Капрал. Гостей уже не было, а отец с матерью в четыре руки мыли посуду.
– Явилась, – сказала мать. – Не можешь без эксцессов…
Небрежно бросила отцу:
– А ты дергался. У нас просто фокусы. Нрав… – Мать засмеялась. – Переходный возраст.
Лена зубами вцепилась в верхнюю пуговицу плаща, та застряла в петле, не расстегивалась. Тогда обеими руками она ухватилась за воротник и со всей силой с ожесточением дернула плащ в обе стороны так, что застежки треснули, и все пуговицы плаща сверху донизу мгновенно оборвались и посыпались на пол.
– Ты что? – закричала мать. – Сошла с ума?
Она шагнула к дочери и как-то деловито дала ей пощечину.
– Опьянела, что ли?
– Нет, – неожиданно спокойно ответила Лена, сбросила плащ и отправилась к себе в комнату. – Спокойной ночи, – сказала она и хлопнула за собой дверью.
Капрал свернулся в комочек возле порога ее комнаты.
…Отец и мать лежат в своих кроватях.
– Ни грамма! – говорит мать. – Ни грамма нельзя лить ей даже самого слабого вина в этом возрасте.
– Не в этом суть, – сказал отец. – Видишь, я думаю… Дело в нас с тобой… В нас…
– Не в нас, – чеканит мать, – а в тебе…
– Ну, пусть… Во мне… – покорно соглашается отец.
– Я бы дала себя скорей убить, – говорит мать, – чем дать повод, основание мучиться своему ребенку из-за меня. Но ты-то мужчина… Как же ты можешь позволять, чтобы она из-за тебя страдала?
– Ты настолько права, что мне просто нечего сказать, – тихо сказал отец. – Просто нечего…
– Ты мог бы меня при всех поцеловать, как человек?.. Мужчины пошли!
– Не надо со мной во множественном числе.
– Еще бы!
– Что ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты понял… Ленка чуткая… Она все понимает… – Тихо кричит: – За что ей это?
– Все, – сказал отец. – Все. Ради нее я тебе обещаю…
Перрон вокзала. Володя Климов провожает Ольгу Николаевну.
– Поливай цветы, – говорит она ему.
– Ты мне это сказала сорок семь раз, – смеется он. – И еще я буду платить за квартиру, телефон, вынимать почту, пересылать ее тебе…
– Хорошо запомнил, умница, – как-то безрадостно засмеялась Ольга Николаевна.
– Я обязательно к тебе приеду летом, – сказал Володя. – Ты мне напишешь, когда начнется грибной сезон…
– Это я узнаю у тетки… И ты ходи с ней…
– Я это не умею. Я их не вижу… Смотрю – и не вижу… – Тихо: – Оля! Я никогда тебя не спрашивал… Этот человек…
– Нет никакого человека… То есть… уже нет…
– Кто решил ему не быть? Ты? Или он?
– Может, он… Может, я… Может, она…
– Жена, – как-то раздумчиво протянул Володя. – Ясно…
– Дочь, – тихо сказала Ольга Николаевна.
– Дочь, – повторил Володя. – Ну, ее я, кажется, знаю…
– Ты ничего не знаешь, и не надо уточнять… Пожалуйста…
– Я понял и хочу тебе сказать… У тебя есть сосед, который очень хорошо поливает цветы…
– Брось, Володенька! Ты такой хороший, что думать мне о тебе – просто грех.
– Не понял… Если я хороший, почему бы обо мне не думать…
Ольга Николаевна нежно провела рукой по его щеке, и в этот момент она увидела, как бежит по перрону отец. Ольга Николаевна замерла, а Володя понял по ее глазам, по застывшей руке, кого она увидела. Он ласково снял ее руку.
– Я куплю тебе фанту, – сказал он. – Ты же ее любишь…
Они прошли друг мимо друга – Володя и отец. Прошли, не глядя.
– Ты же дал мне слово не приходить! – сказала Ольга Николаевна.
– Ну, убей меня! Не смог! – Он взял ее за плечи. Она вышла из рук.
– Ну, хочешь, я поеду с тобой? Ну, хочешь, я все брошу? Хочешь, я войду в этот вагон навсегда?
– Войди… Останься… Брось… – тихо сказала Ольга Николаевна. – Зачем, Сережа, столько глаголов, если все равно не будет действия?
– Я приеду! – говорит отец.
– Не мучай нас! – сказала Ольга Николаевна.
На перроне маячит Володя с четырьмя бутылками фанты.
– Володя! – зовет Ольга Николаевна.
Вот теперь он подошел, и уже никуда не денешься от вежливых кивков друг другу.
– Идем, – говорит Володя, подымаясь в вагон, – я тебе это все внесу!
– Будь счастлив, Сережа! – Ольга Николаевна поднялась по ступенькам, повернулась, увидела стоящую за киоском Лену.
– Зачем ты пришел? – в сердцах сказала она. – Господи, ну зачем?