Буферная Зона. Обитель Мрака
Шрифт:
Так мой родной город стал частью Буферной Зоны – диких земель, которые еще не стали Зоной, но уже не были Большой землей.
«На пороге ада» – так писали про «осаду» Темногорска газеты с Большой земли. Я как-то читал одну такую. Она сообщала о том, что военные бегут, уходят с места прорыва Старого Периметра, который давно уж и не «старый» вовсе, потому что переносился два или даже три – не помню – раза, и возводят укрепления на несколько километров восточнее старой границы Зоны отчуждения Чернобыльской атомной электростанции. Выделено на это столько-то миллионов рублей, из них украдена уже половина.
Но тем, кто остался, по сути, было уже все равно.
Да, надо было уходить из города, бежать, пока была возможность. Но последнее «окно» для перехода на другую сторону Периметра закрылось еще несколько дней назад, как раз тогда, когда я отошел от беспробудного горя. При этом мне не требовался алкоголь – я и без него находился в глубокой прострации и постоянно врал дочке.
Когда же стало известно, что «окно» закрылось и больше никого не пускают, до меня наконец-то дошло: мы действительно встряли. Линия фронта за последние две недели продвинулась сразу на несколько кварталов вглубь Темногорска и с каждым днем сдвигалась все ближе к нашему дому.
Теперь мы могли видеть ее прямо из окна.
– Папа, ты ляжешь рядом со мной? – спросила Лерочка.
Внимательный взгляд карих с зеленоватым блеском глаз. Как у мамы. Я еще шутил, что она похожа на ведьмочку. «Но обещаю любить тебя, даже если ты будешь прилетать ко мне на метле», – говорил я Ане.
Через три года она умерла. И ведьмины глаза ей не помогли.
Но я должен был продолжать создавать видимость безопасности в одной отдельно взятой квартире, поэтому взял девочку за руку:
– Да, моя родная. Конечно. Я никуда от тебя не денусь. Я смогу тебя защитить. Смогу!
Я еще не знал, что опять соврал, – в дверь постучали.
– Папа, кто это? – испугалась Лера.
Поглядел по сторонам. Вопреки здравому смыслу за все то время, что Зона подходила к нашему дому, я так и не обзавелся оружием. Даже захудалым ружьишком. Единственное, чем я мог противостоять наступающему злу, – разум. Да, вы будете смеяться, но так уж я воспитан. Мать всегда говорила, что лучший способ победить в драке – не участвовать в ней. Не лезть в пекло, обходить стороной идиотов, а на темных улицах огибать за пару кварталов шумные, пьяные компании. Этот принцип хорошо работал в мире, когда он еще не съехал с катушек окончательно и бесповоротно.
Но после того, как все рухнуло, я оказался не способен к выживанию.
И самое главное – не мог защитить тех, кто мне дорог.
– Кто это? – спросила Лерочка еще раз.
«Не знаю», – понял я, но вслух сказал другое:
– Наверное, патруль, ополчение… Просто проверят, что комендантский час выполняется, и уйдут, понимаешь? Сейчас время атаки, поэтому перестраховываются, – снова соврал я.
В такое время все ополченцы были на баррикадах – людей не хватало, и лишних на патрули просто не оставалось.
После того, как полиция была распущена, только представители самообороны и оставались той силой, которая сдерживала город от наступающей заразы. Я тоже должен был стать частью ополчения, но не успел – после гибели жены от меня на время отстали. Даже не заикались о том, чтобы войти в патруль. Жалели, видимо.
Но я ошибся, опасаясь мутантов. На самом деле мне следовало бояться тех, кто ходит на двух ногах.
Тех, кто прямо сейчас стоял за дверью.
Лера ушла в спальню, забралась под кровать. Дочка всегда так делала, когда боялась. Нападали ли мутанты или просто за окном бушевала гроза – она всегда туда залезала. Плакала. Тогда я приходил к ней и успокаивал: «Все в порядке, малыш! Это просто Зевс на небе ссорится с женой». Она умолкала, отвечая: «Хорошо, что вы с мамой не ссоритесь». – «Ссоримся, конечно, но не так, чтобы мир в труху», – улыбался я и вытаскивал ребенка из-под кровати. Но засыпала после этого она все равно только в обнимку, а после того как мама однажды не вернулась, так и вовсе каждый вечер только вместе.
– Открывай! – проревел голос за дверью.
– Кто там? – по пути я взял трубу от пылесоса, единственное доступное на данный момент оружие. Я не был уверен, что труба выдержит даже простой удар по голове, скорее сомнется. Но была надежда, что старые советские пылесосы все-таки делали из железа, а не из китайского «чугуния».
– Открывай! – повторил голос, даже не удосужившись ответить.
– Кто там? – вновь спросил я.
– Мы… – ответил голос.
За ним – приглушенное ржание. Говоривший точно был не один.
– Вроде все должны быть на баррикадах сейчас… из ваших, разве нет? Это же ополчение, да?!
– Да, все на баррикадах… – Голос сконфуженно кашлянул, продолжив: – Но нас послали проверить. На всякий случай. Вдруг мутанты проникли в город или еще что. Из вашей квартиры лучшая точка для обзора.
В этом он был прав – с нашего балкона действительно открывался отличный вид на то, что раньше было детской площадкой, старым парком, и – буквально в пятидесяти метрах – на так называемую линию фронта.
– Хорошо, – ответил я.
На всякий случай трубу возвращать на место не стал, убрал за спину. Повесил цепочку, щелкнул замком.
– У меня дочка спит… – начал было я, впуская неразумных ополченцев. Но это были не они…
Незнакомец рванул дверь – и разорвал цепочку. Боже, я даже видел звенья разъединяющейся цепи, которые разлетелись в сторону со скоростью слоу-мо эффекта в голливудском блокбастере. При желании я мог бы их разглядеть во всех деталях, но процесс бездумного созерцания было жестоко подавлен ударом железной двери, который пришелся аккурат в нос.
Хрустнуло. Кровь брызнула в стороны, в том числе и в лицо бородачу с повязкой на глазу, который вломился в квартиру.
– Твою мать! Ты ж меня забрызгал! – и он ударил меня палкой. Точнее – крестом, будто выдранным из могилы.
– Кхр-р! – захрипел я.
Попытался подняться, но не смог – следующий удар креста пришелся аккурат между лопаток. Упал на пол, приложившись подбородком о дверной порог.
Лерочка, боже мой! Надеюсь, она спряталась! Надеюсь, она поняла все, потому что… мысль продолжить не смог, потому что тяжелый сапог опустился на кисть, сжимавшую теперь уже точно бесполезный отросток трубы. Пальцы хрустнули, я застонал.