Бугатти Широн и Матильда
Шрифт:
– Ну чего ты? – Опять ложусь к нему, обнимаю за плечи, губами прижимаюсь к шее под затылком. Олег вздрагивает, вдыхает коротко, волной по телу у него проходит дрожь. Я прикусываю там, где целовал. Он разворачивается, обхватывает меня. К себе прижимает. Малахольный и есть. Между поцелуями в губы ему говорю невнятно:
– Потом я Алене позвоню…
Молчать нельзя говорить
Олег
И снова я момент тот упустил, когда можно было сказать. Страх, что ли? Вроде и не виноват я. Если разобраться, то ничего про Василия не знал, пока с Аленой не познакомился.
Вот так уговариваю себя между провалами в райские игры.
Но вот когда Вася сестре звонить собрался, меня крепко накрыло. И ведь он думает неправильно, про то, что я от Аленки его к себе перетягиваю, не хочу чтобы он ей звонил. А этого нет и в помине! То есть да, конечно, я не хочу, чтобы он ей звонил, но по другой причине: выйдет вся наша история наружу. Вася ни Аленку, ни меня не помилует.
Надо сказать ему как можно скорее, но помягче, не в лоб. Вася человек конкретный, из того, что Алена о нем рассказывала, я могу представить – мало нам с ней не покажется. Но если по-честному признаться, все как есть рассказать…
Да когда же тут рассказывать, когда он снова лег ко мне, со спины обхватил, прижался.
– Аленке потом позвоню, – шепчет.
Вот когда и как он всему этому выучился? Или тут и учиться не надо, просто идеально подходим друг другу? Все шипы в пазы входят – так бы плотник сказал. Как будто некто подогнал нас создавая, чтобы раз соединив не отодрать было.
Вася дышит в затылок, от одного этого мурашки в пальцах, а змейкой по позвоночнику возбуждение. Прямиком в пах, и все – уже встает частыми толчками. Что ты будешь делать с этим? Ведь только наигрались, вроде все, что могли, отдали и что не могли – тоже. Но Вася не к этому стремится, оказывается.
Он руку мою нашел и странно так ладони наши соединил. Как будто мерил, насколько пальцы одинаковые. У него немного длиннее, но не заметно. Вот прижался, а потом легко по моей ладони стал водить. Я до стона от этого завелся. А Вася затылок мне целует, в ухо дышит горячо. Всем телом прижимается, грудью к спине крепко. И пахом, и твердым членом к тому месту, куда я до обморока хотел бы, чтобы он вошел. Никогда со мной такого не было. Я точно знал свои предпочтения – и чтобы меня кто-то трахнул? Да в жизни такого не было! Даже в самый первый раз и то именно я был сверху, несмотря на то, что партнер мой оказался в два раза старше. А тут размяк, как теленок. Вот что хочет Вася, то пусть и делает со мной – лишь бы делал. Умения у него мало, зато и расчетливости никакой. Искушенности ноль, зато и не сторожится ничего – что хочет, что самому ему нравится, то и вытворяет. От рук его, прикосновений с ума схожу. Ведь просто гладит, а так… Руку на член кладет, теперь в его ладони мой конец, мокрый и с оттяжкой судорожно подрагивающий. А содрогание каждое во всем теле отдается, каждой клеткой чувствую и кричу: “Вася, возьми меня, или помру сейчас…” Но вслух не смею. И только стоны…
Нет, не знает он, невозможно сразу. Член мой огнем горит у него в кулаке, яйца поджались и ломит их от напряжения. Но я внутрь Васю хочу, так ни с одной женщиной не будет. И с верхним тоже. Только внизу.
Я только рассказы про это слышал, а сам… бл..ть… Васенька, родной, что ж ты делаешь? Дрочит он меня – я теку рекой. А кончить нечем, мало времени прошло. Исхожу от каменного стояка. Матерюсь и чуть не плачу. Вася меня поворачивает и сразу раскладывает, головой ко мне между ног пристраивается без промедления. Бедра гладит и сжимает. Снаружи, внутри. Дурею от этого. Целует жарко, вылизывает. И снизу, и сверху, и вдоль, и по кругу, в рот забирает, сосет. Тут меня, наконец, с тормозов срывает.
Спермы три капли, а колбасит так, как будто я в первый раз после месячного воздержания. И успокоиться не могу, чуть не плачу… Как Васе сказать, чего хочу? Да и сил нет. В нирвану улетаю, тело свое чувствовать перестаю. Только губы Васины у себя на губах. Соленые от спермы. Целует он меня, целует…
Мыслей нет вообще. Зачем мне мысли, если Вася тут? В горле ком становится, на глазах слезы так и жгут. Пиз..ец… Это истерика. Остановиться не могу. Рыдаю.
Вася слезы мне со щек губами и руками стирает. И что за пальцы у него? Говорящие. Все понимаю… Ответить тем же не могу. Завтра надо в город вернуться,через неделю на съемки уезжаю. Но сейчас ничего этого нет… На краю сознания мысль маячит, а главное, шепот Васин невнятный. Тепло его тела, притиснутого к моему.
Теперь мы лицом к лицу лежим, и я грудью чувствую, как его сердце сильно бьется.
– Вася… отпусти… не могу больше… отодвинься, – прошу на последнем издыхании, а самого трясет крупной дрожью от прикосновений. Огнем жжет, оголенными проводами искрит. – Пусти, не могу я… сердце лопнет.
Отпустил, лег рядом, за руку взял, сжал осторожно, пальцы с моими сплел.
– Прости, если я не так что… у меня с мужчинами не было, – говорит.
– Вот что ты мелешь, Вася? – От возмущения ко мне даже силы вернулись. – Ни с кем мне так не было… никогда…
– А много было этих “ни с кем”?
– Достаточно. Ты ревнуешь, что ли?
– Нет… не знаю… Ты же повода не давал, с чего мне ревновать? А к прошлому – глупо. – Все лежим рядом. Голос у Васи ровный. Говорит спокойно. – Нет, Олег, я не ревную. И никогда не буду. Плохо это. Глупо. Ты же свободный человек, а не бык-производитель. Вот тому деваться некуда – за кольцо в носу водят. К которой подвели, с той и…
– Вася! – Нет, это точно пиз..ц. – Вася, – теперь меня от хохота трясет, – ты все в жизни коровами меряешь? Даже любовь? – И замолкаю резко. Я сказал это? А он поверит… а завтра мне уезжать в город, а через неделю…
Вася молчит. Я жду.
– Нет, любовь я меряю свободой, – все-таки отвечает он. А не хотел. Точно знаю! – Вот приехал ты ко мне сам. Так решил. Значит…
– Значит, нам вместе хорошо, – не даю я ему произнести роковое слово. Пока нет между нами правды – нельзя!
Утро
Василий
Еще одна ночь. Такая же горячая, но немного горькая для меня. Не говорю об этом Олегу. Зачем? Наши слова о другом, они незначительны, и если честно, то говорить все труднее. Хочется молчать. И точно нет никакого желания вспоминать слово “последний”. Это я про себя его вспоминаю, в тишине и темноте, пока Олег спит. Он устал. Я тоже. Любовь дело утомительное, вытряхивает так, что на мелкие части рассыпаешься. Утром надо будет себя собрать. Но то утром, а сейчас еще ночь. И мы вместе. Вот рука Олега. Веду от кончиков пальцев, ладони к предплечью, плечу и обратно. Да, утром тяжело придется. Тогда и про “последний” вспоминать буду. Час? Минута? Раз? Может, он первый и последний у нас вышел? Что у Олега за жизнь там? Нужен я ему в ней или нет? Думаю, что нет. Может, в гости будет приезжать, в интернете, конечно, не перестанем переписываться. Но как раньше я не смогу, говорить захочу про другое.
Засыпать жалко! Потрачу время на сон вместо того, чтобы запоминать, отпечатывать в себе Олега. Как он есть, вот такого, спящего рядом. Ничего мы не знаем про завтра. Бывает, планы строишь, рассчитываешь на одно, а жизнь тебя – бац по башке нежданчиком. И все, то время, которое ты думал, что оно есть, что успеешь что-то сказать и сделать, тебе обрезали. Нет его впереди. И что успел – то и успел.
А что я успел с Олегом? Да ничего толком. Я и не пытался успевать, я с ним жил! Один этот день, или немного больше, утром будет почти два.