Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет
Шрифт:
Постоянно бывала в «Собаке» и Ахматова. Правда, ездить сюда она предпочитала не с законным мужем Гумилевым, а с подружками. Подружек было несколько, и все они были редкими сучками.
Самой яркой звездой «Собаки» была актриса и модная колумнистка Паллада Богданова-Бельская. Репутацию светской львицы ей принес 1909 год: тогда из-за любви к Палладе застрелились сразу двое молодых людей.
Сперва погиб сын покорителя Туркестана, генерала Головачева. Он жил в доме напротив, и иногда девушка дразнила его, переодеваясь при раздвинутых занавесках. Шутка закончилась плачевно. Как-то юноша все-таки позвонился в дверь Богдановой и попросил
Второй подружкой Ахматовой была Ольга Глебова-Судейкина. Тоже двойная фамилия, тоже очень свободные взгляды, тоже погибший возлюбленный. Судейкина встречалась с юным гусаром по фамилии Князев. Но нечасто, так как основным возлюбленным Князева был поэт Михаил Кузмин. Ольга нравилась ему тем, что красивая, и тем, что девушка, а Михаил – тем, что умный и еще ласковый. Не в силах разрулить эти сложные отношения, Князев как-то тоже взял да и выстрелил себе из браунинга в грудь.
На фоне подружек скромница Ахматова выглядела бледно. То есть любовников обоих полов у нее, конечно, хватало. Но счеты с жизнью из-за нее никто не сводил, да и ярких имен среди возлюбленных было немного.
Сама Ахматова считала, что дело это поправимое. Не реже трех-четырех вечеров в неделю она проводила в «Собаке» и верила, что самые главные достижения у нее еще впереди.
4
Арт-кафе «Бродячая собака» давно превратилось в миф. О заведении написаны десятки книг, и новые выходят каждый год. При этом существовал-то кабачок меньше пяти лет, а если точнее, то и вовсе четыре с небольшим.
Поэт Пяст писал:
Благодаря «Собаке» мы стали совсем ночными. Последние месяцы тут было открыто уже не только по средам и субботам, как в начале, а пять дней в неделю, а то и каждую ночь. И всем нам – Мандельштаму, мне – всем вообще, стало мерещиться, будто именно тут, в «Собаке», сосредоточен весь мир. Что нет мира, нет иных интересов, нет никакой другой жизни, а только эти кирпичные стены…
Просидев несколько лет подряд в подвале, петербургские литераторы прозевали все самое интересное: начало Первой мировой, триумфы и поражения на германском фронте, переименование столицы в Петроград, начало массовых беспорядков. Игнорировать политические новости – это вообще характерно для петербуржцев. Падение советской власти семьдесят лет спустя и переименование города назад в Петербург у нас тут тоже никто не заметил.
Город менялся, а поэтам было плевать. Когда началась война с Германией, по городу прокатилась волна погромов. На окраинах не осталось ни одного не разграбленного магазина, принадлежавшего немцу или еврею с немецкой фамилией. Разъяренная толпа ворвалась даже в немецкое посольство на Исаакиевской площади. Дошло до того, что стоявшую на крыше посольства чугунную колесницу патриоты скинули в Мойку, и, говорят, торчащие из ила на дне конские ноги можно разглядеть там и до сих пор.
Потом, наконец, указом градоначальника «Собака» была закрыта. Первый раз за четыре года завсегдатаи выбрались на свежий воздух и протерли глаза. Мир вокруг выглядел непривычно. Настолько непривычно, что поэты махнули на него рукой, открыли за пару кварталов от «Собаки» новое заведение (оно называлось «Приют комедианта») и уж там тусовались до тех пор, пока страна не развалилась окончательно. Пала монархия, из эмиграции вернулись Ленин и Троцкий, вспыхнул и погас корниловский мятеж, матросы штурмом взяли Зимний, а поэты все пили, все ухаживали за барышнями, все читали осоловелым слушателям свои бессмертные строки.
Через две недели после захвата власти большевики обратились к деятелям искусств с предложением поучаствовать в их начинаниях. Комиссар народного просвещения Анатолий Луначарский лично разослал литераторам, художникам и театральным режиссерам приглашение. Офис Луначарского находился тогда прямо в Зимнем дворце. В коридорах дворца стояли флорентийские вазы, в которые революционные матросы справляли большую нужду. Несколько гобеленов солдаты из охраны изорвали на портянки. А комиссар Луначарский сидел посреди всей этой красоты и мечтал о построении культуры будущего.
На его приглашение откликнулись всего четверо: режиссер Мейерхольд, художник Крученых и два поэта: Блок и Маяковский. Именно эти люди и стали отвечать в первом большевистском правительстве за культуру. Согласитесь: неплохая подобралась компания.
Принято думать, будто большевистская власть и литераторы Серебряного века – это две совершенно отдельные истории. Хотя на самом деле это были, считай, одни и те же люди. Один и тот же круг, где все друг друга знали, террористы – балерин, поэты – революционеров.
Круг был тесным до клаустрофобии. Все эти люди знали будущих соратников и будущих врагов почти с младенчества. Большевистский нарком Луначарский был одноклассником религиозного философа Бердяева. Литератор Корней Чуковский был школьным товарищем родоначальника сионизма Владимира Жаботинского, причем в той же гимназии с ними училась еще и сестра большевистского лидера Льва Троцкого. Даже саму Октябрьскую революцию можно рассматривать как сведение счетов между повздорившими однокашниками. Когда-то глава Временного правительства Александр Керенский учился в школе, куратором которой был папа Ленина, а среди преподавателей самого Владимира Ильича был, наоборот, папа Керенского.
До революции все эти люди годами сидели за столиками одних и тех же кафе и ухаживали за одними и теми же дамами. Иногда знакомства их были даже и более чем близкими. Поэтесса Гиппиус состояла в интимной переписке с самым известным тогдашним террористом Савинковым. Подруга Ахматовой Паллада Богданова-Бельская переспала с бомбометателем Егором Сазоновым. Просто взяла и увезла парня к себе за сутки до того, как тот взорвал министра внутренних дел Плеве. Сазонов после этого был схвачен и повешен. А Паллада родила от него двух белобрысеньких близнецов.
Под лейблом «большевизм» первое время скрывалась очень разношерстая компания. Старая власть рухнула, и на ее место просто пришли те, кому не лень было со всем этим возиться. Поэты, скандалисты, бывшие политзаключенные, разбитные девицы и их еще более разбитные кавалеры, острые газетные перья и те, у кого перо было острое, но не газетное, а в смысле «под ребро». Завсегдатаи «Бродячей собаки» и еще нескольких богемных кафе. Именно эта публика оказалась теперь единственной властью в стране.