Буги-вуги
Шрифт:
Не, в праздник работать не в жилу. Отдыхать надо. Ноги в потолок, «Голубой огонек» полупьяным глазом смотреть, выпятив наетый живот. Кому, скажите, охота в праздник на работу идти? Покажите такого мудака. Весь день бы в музее стояли ротозеи. Ладно там Первое мая, день проституции, а Новый-то год — это НОВЫЙ ГОД! Семейный праздник. Детишки табеля с двойками принесут. Папа с работы на рогах припрётся, обглоданную елку притащит. Гирлянду зажгут. Стол накроют. Вкусненькое всякое. Бутылочку. Ну? Хорошо ведь, правда, Маша?
За пару недель до вывесили объяву
Ни-ко-го.
Администрация покочевряжилась — как же без этого, но в итоге юрьев день: 31 и 1 — выходной. А у нас вариант сам вылез, как оно обычно и бывает.
Были сборы недолги, репертуар в гастрономе: от стрелецкой до водки, а вот шампанского, конечно, нулём. Шампанского у Зои Палны взяли, по кабацкой, с наценкой. Дорого, ети его, а где кроме кабака? Тащись в дорогую мою столицу, если уж так сильно газированных пузырьков хочется. А уж там язык на плечо, руки в ноги и чесу по магазинам. Возьмешь. Если повезет. Опять же, перед праздником всё равно билетов нет — все за колбасой прут, за мандаринами.
А в кабаке и вырезка — нате пожалуйста, отборная барашка, прямо с живодерни — будьте любезны; в кабаке и колбаска, и ветчина, и майонез, а лучок-чесночок — это уже так, мелочи, этого девки насыплют, жалко им что ли?
Взял авоську, пошли с поварицей к подвалу, где у них овощи-фрукты гниют-разлагаются. Пока спускались, шутковали, я ее за задок, как положено, она — уйдзи, охальник дерзкий, а уж там-то, в узеньком месте, при помойном свете, там-то меня прямо за детородный орган и схватила.
Приперла к стенке, держит. Крепкой мозолистой рукой. Пыхтит-сопит. И с декламацией, со стальным железом в голосе выговаривает: чего это вы, мол, только с официантками трётесь, а? и грудью, грудью широкой толкает, как молодой петушок. Смотрите, говорит, мальчики, на диету посадим.
Ошалел я, не пойму: шутит или всерьез? Пьяновата вроде малость, бухают они там что ли слегонца? Раскраснелась гнилым яблочком. А вроде и нет — духана не слышно.
Вот ведь прихватила, прошмандовка. Да в глаза, прямо в глаза смотрит, следопыт-фенимор купер.
Да что ты, говорю, перепетуля, хвать ее самоё за добро и в шелуху, на мешки задом пячу — с боем будем прорываться, раз такая оказия. Ой-её-ёй! Заверещала, засучила ногами-руками. Да и деваха-то так, только по пьяни, да с голодухи. Никто из нас и верно, помнится мне, ее не лапал: корявенькая какая-то, ни пришей, ни пристегни; вот и надулась на невнимание, как мышь на крупу: живая ж, шевелится, хоца.
Заваливаю клаву в лук, рукой резинку шарю, а резинки и нет. Нет резинки! Они ж на кухне нагишом лазают: пар, жар, сопреет кудрявая — вот в халатах одних и кашеварят, токо сиськи из прорех вываливаются.
Нет, не дается, дурная. Отпрыгнула в угол, шерсть дыбом. Еле отшутился. Сам же и виноват.
Дуры, дуры, что у них на уме? С глузда съехать можно. Чтоб я еще за луком этим пошел! Они в следующий раз всей кухней там подловят да снасильничают. Ходи и оглядывайся.
Успокоилась.
Набил я сетку
Ан нет, смотри-ка ты. Из подвала вылезли, снова запридурялась. Задком вертит, глазом крутит. Шизанэ ты моя, шизанэ. Перепады такие. Или хочет да боится. А чего бояться? Или влюбилась? Влюбилась поди.
Еле-еле отбоярился с этим луком. Улыбался-разулыбался, аж уши свело. Ну, сумасшедшая, что возьмешь?
Надо на них Миньку напустить. Пусть потопчет. Или хором, всех в кучу малу, разом, компанией. Небольшое бордельеро с забегом в ширину и глубину.
А то ума хватит — кормить не будут. Заведет всех такая вот, им только подай идейку. Тут ухо надо востро по ветру — чем пахнет: щами-борщами или макаронами на воде.
13
Дача промерзла до звона, бревна, как ксилофон: доремифасоляси — кошка едет на такси. Иней сажей-бахромой, елочки-сосеночки в кружевах: сказки венского леса. Истинно — Шотландия.
А терем-теремок какой! Знатный терем: наличники резные, узорчатые, всё покрашено так, с любовью, не спеша.
Зам ок полчаса открывали, два коробка спичек извели. Руки — крюки, нос — дед мороз, сопли — торсовый лед.
Забежали, повключали всё, что включить нашлось: козел, радиатор, электроплитку, щипцы для завивки волос. Была б возможность, пальцы б розетку засадил — всё нутро промерзло, кишки остекленели. Не холод, а холодец!
В камине, слава хозяину, дровишки заботливо приготовлены, прям в тайге. Запалили, затрещало.
Кой как отошли, чтоб разогреться изнутри.
Хозяйку дачи Миня подцепил в кабаке мимоходом. Буквально. Шел мимо, валенком зацепился и на всю длинноту под стол, под ажурные колени. Знает где падать. Выбор как всегда: под метр девяносто со шнобелем а-ля синагога.
Контакт! Есть контакт!!
Этот своего не упустит. Сразу снимать не стал — уж больно в головорезистой компании веселилась деваха, а склеить — склеил. Подстерег, и телефончик выцыганил. А потом и сам черт ему младший брат. У прародителя зла такого липкого языка нет, как у Мини.
Вот те и дача.
Девки спорили на даче, у кого меж ног лохмаче. Ну, у этой — полный с этим порядок. Она и там себе перманент наведет. Парикмахер-шахер-махер. Да не просто: канадка, полубокс, финский домик, а каждому клиенту его собственную прическу находит. С огоньком, как говорится, расправляется с лохматостью. Посему парикмахер модный. Мастер першего разряду. Минька бает — в очередь к ней стоят по полгода, всяким лямпампончиком называют, в глаза заглядывают.
Гребет по три сотни с лишним, да и предки не под забором валялись: дача, квартира, машина — всё у девки есть. Полный абажур. Кроме мужа. А без мужа неинтересно. Издеваться не над кем. Капризы строить не перед кем. Изменять и то некому. Бабам самое главное — штамп в паспорте, а то вроде как порченая; если не берет никто, свои же подружки зашушукают: так косточки отполируют — лучше ветра и дождя.