Бухгалтер
Шрифт:
Прояснив немного ситуацию – где он, Женя задался вопросом – как он сюда попал. Память дала неожиданный сбой, что порядком его обеспокоило. Последнее воспоминание касалось того, что он отправился открывать дверь курьеру, и все, провал. Да еще и этот идиотский сон, виденный миллион раз! Хотя нет. Обычно действие, происходившее в этом сне, обрывалось значительно раньше, во всяком случае, он не помнил, чтобы раньше ему доводилось видеть город. «Или доводилось? Черт! Совсем мысли путаются!» – подумал Евгений и тут отчетливо осознал,
Мочевой пузырь вышел из коматозного состояния, оценил уровень накопившейся в нем жидкости и стал настойчиво сигнализировать, что ее явный переизбыток и с этим срочно необходимо что-то делать! Женя заворочался на койке, уже нисколько не беспокоясь о больной голове, с третьей попытки сумел принять сидячее положение и стал высматривать любую подходящую для его нужд емкость, о такой роскоши, как туалет в палате он даже не думал, а в своих силах, добраться до этажного гальюна, порядком сомневался.
В палате не обнаружилось ничего подходящего, и Евгений Петрович принял решение – встать и идти! Решение далось ему довольно легко, но вот реализация оказалась тяжела, тем не менее, он сумел встать на порядком подрагивающие ноги и сделать первый шаг в сторону двери. От падения и конфуза его спас сосед по палате, тот самый, с перевязанной головой. Сосед тяжело слез с кровати, слегка покачиваясь, доковылял до Жени и, подхватив его под локоть, хрипло произнес:
– Ничё, браток! Прорвемся! Ты главное сознание не теряй, а то не удержу. А так доковыляем!
– Спасибо! – свистящим шепотом ответил ему Евгений Петрович и они медленно, но верно двинулись в сторону счастья, в виде белого фаянсового изделия массового потребления, спрятанного где-то там за семью дверями и поворотами, не хуже кощеева яйца из народных сказок.
Этот путь, в семьдесят четыре шага, оказался одним из самых сложных в жизни Жени, но он с честью выдержал его, хотя, под конец, уже практически висел на плече собрата по палате. Обратный путь оказался не в пример легче. Но стоило Евгению Петровичу переступить порог палаты, как на него набросилась помесь фурии и медузы-горгоны, по недоразумению обряженная в белый халат и с медицинской маской, спущенной на подбородок.
– Это куда ты ходил, обалдуй старый! Инфекцию по всей больнице разносил? – начала с ходу орать эта достойная кисти Рембрандта дама, – Курить бегал, небось? Алкаш! То-то за тобой уже полиция пожаловала! Сбежать хотел? А вот хрен тебе! От нас не сбежишь!
Больше всего Женя обиделся на эпитет – старый. В исполнении этой дамы он звучал, как-то особенно обидно. Зато выброшенная в кровь порция адреналина позволила ему, обогнув служительницу Гиппократа, практически не качаясь, прошествовать к своей кровати и сесть. Лишь сейчас Евгений Петрович обратил внимание, что, скажем так, довольно легко одет. Кроме безразмерных черных семейных трусов, явно с чужого плеча, на нем
– Все пропил! До трусов включительно, голодранец! – вновь начала набирать обороты Горгонистая женщина, но была прервана, вошедшим в палату сокамерником Жени, ну, в смысле сопалатником.
– Хлебало завалила и свалила! – тихо, но очень убедительно сказал вошедший и как ни странно это сработало.
Медработница как-то мгновенно увяла и, бочком покинув палату, унеслась по своим больничным делам. А сопалатник хмыкнул и, подойдя к Евгению Петровичу, протянул тому свою лопатообразную ладонь:
– Коля Ермохин! – сообщил он.
– Женя Петушков! – ответил Евгений и вновь смутился, ну, не любил он свою фамилию и чего уж греха таить, стеснялся ее, а уж, сколько она принесла в его жизнь всевозможных приключений, тут так просто и не сосчитаешь.
– Бывает, – хмыкнув, кивнул головой Коля, – Что случилось?
– А бес его знает! Ничего не помню! – развел руками Женя.
– Тоже бывает! – сообщил Ермохин и продолжил: – Отдыхай. По твою душу и вправду полицай заходил. Если чего, ты не тушуйся, зови. Голова она штука такая, сложная.
Коля доковылял до своей койки и лег, укрывшись простыней. А Евгений Петрович всерьез задумался, что же такого произошло, и главное, что же он такое натворил, что за ним государев человек пожаловал. Так, ничего и, не надумав, лишь застудив немного ноги, хоть и август, а пол то бетонный, покрытый лишь тонюсеньким линолеумом, он тоже улегся, укрылся простыней и решил немного подремать, в ожидании блюстителя порядка и в надежде хоть на какую-нибудь ясность, в собственном положении.
Глава 3
Человек проснулся. Сегодня он великолепно выспался, проспав без малого шестнадцать часов, но открыв глаза, еще с полчаса просто валялся в истоме на кровати, нежась и улыбаясь, в блаженном ничегонеделанье. Наконец, он встал, на что тут же отреагировала автоматика комнаты, убрав с окон затемнение. Утреннее солнце хоть и не было видимо за пылевыми облаками, но, тем не менее, окрасило комнату в бордовые тона. Такие цвета уже давно стали привычны и перестали навевать тоску, как в первый год, но сегодня подобная цветовая гамма явно оказалась человеку не по нутру.
– Затемнить окна! – раздраженно бросил он, – Включить свет, желтая гамма!
Его голос был услышан. Окна приобрели очень темный цвет и практически перестали пропускать в комнату красноту внешнего мира, а матовые шары тут и там развешанные по комнате залили все пространство ярким желтым светом. Тем не менее, человек продолжал хмуриться, и явно был раздосадован. Что-то бурча себе под нос, он быстро надел хитон, зафиксировал его на теле поясом и фибулой и, согнав складки за спину, вышел из спальни.