Буканьер
Шрифт:
— Вы смелые воины, — произнёс я. — Ступайте к ним.
Во всяком случае, они не струсили под огнём. Для этого тоже необходима смелость.
— Спасибо, вождь! — улыбнулся Муванга.
Обонга молча склонил голову, и они оба отправились к костру, потрясая мушкетами. Муванга завопил что-то на своём языке, несколько негров поддержали его одобрительными воплями. Я уселся на крыльцо, провожая их взглядом.
Скрипнула дверь, я обернулся. На крыльцо вышел Шон, обмотанный какими-то шёлковыми тканями на манер индийского сари, прямо поверх рубахи и штанов. Он покосился на пляшущих негров и протянул мне початую бутылку рома.
—
— Давай, — я не стал отказываться и основательно приложился к бутылке.
— Господь всемогущий, ну и дикари... — тихо протянул ирландец.
Я пожал плечами, притопывая ногой в ритм барабана.
— И эти тоже там? А я-то думал, из них получится человеков сделать, — хмыкнул он.
— Как добыча? — сменил тему я.
— Лучше, чем я ожидал, — оживился ирландец. — Там на втором этаже даже тайничок с золотом нашёлся.
— Превосходно, — улыбнулся я. — За Рябым приглядывай.
— Само собой, — кивнул Шон.
Какое-то время мы посидели молча, потягивая ром прямо из бутылки. Начинало светать, и я наблюдал, как за горной грядой на востоке поднимается солнце, а тени ползут по склону, отступая назад, в долины и распадки. Я широко зевнул, понимая, что не спал всю ночь, и не посплю ещё довольно долго.
— Пора уходить, — сказал я.
Мы поднялись и зашли обратно в дом. Я равнодушно скользнул взглядом по груде добычи, в которой виднелись и женские платья, и резные табуретки, и даже посеребрённый ночной горшок. На мой взгляд, это была груда хлама, а не добыча.
Я громко свистнул, созывая всех. Бедолага Жорж поморщился и застонал от резкого звука. Робер и Эмильен спустились с лестницы, грохоча сапогами, поддатый Рябой вышел с кухни, на ходу дожёвывая какую-то булку.
— Вы какого-то дерьма набрали, месье, — произнёс я, отпинывая ночной горшок от остальной добычи.
Горшок жалобно звякнул и покатился прочь.
— Продадим! В Сен-Мишель утащим и продадим! — с горящими глазами выпалил Рябой.
Я поднял с пола батистовый платочек с вышитыми инициалами владельца, рассмотрел и бросил обратно.
— Потащишь на своём горбу, так? — хмыкнул я.
— Вон, там ниггеров полно! — Рябой указал на дверь.
— Ну, попробуй теперь их заставь, — пожал я плечами.
Жак нахмурился и потупился, понимая, что не заставит. Никто бы не заставил.
— Пора уходить, мы же опаздываем на рандеву с испанцами, — сказал я. — Берём только самое ценное из добычи, деньги, золото, оружие. Оставляем всё, что не жалко бросить.
— Всё жалко бросать. Столько добра... — протянул Робер.
Я нагнулся к куче и вытащил оттуда тяжёлый палаш в украшенных ножнах. Меч приятно оттягивал руку, и я освободил его из ножен. Выходил он туго, будто его нечасто оттуда вынимали, но металл поблёскивал, и ни единого пятнышка ржавчины я не увидел, а когда проверил остроту, то тут же сунул пораненный палец в рот. Палаш был острым, как бритва.
— Я возьму это. Больше мне ничего не надо, — сказал я. — Берите что хотите и сколько хотите, мне плевать.
Глава 38
Покинуть плантацию удалось ещё очень нескоро. Буканьеры долго делили добычу и выбирали, что взять с собой, а что бросить, и в итоге мы вышли сильно позже рассвета, навьюченные, словно мулы. Испуганных и уставших женщин освободили из чулана и отпустили, усадьбу подожгли.
На плантации ещё оставалось несколько негров, которые, как оказалось, ждали меня. Среди них я увидел Себадуку и нескольких его соплеменников. Они поглядывали на меня искоса, тихо перешёптывались между собой, будто стеснялись заговорить. Их было шестеро.
Я остановился рядом с ними, жестом показал всем подождать.
— Хотели чего-то? — спросил я, обводя смущённых ниггеров пристальным взглядом.
— Да-да, масса! Вождь! Наша хотеть с тобой! Много добыча! — произнёс один из негров.
Себадуку что-то радостно защёлкал и засвистел, будто доказывал всем, что оказался прав, не забывая демонстрировать укушенную руку.
— Как твоё имя? — спросил я у говорившего ниггера.
— Моя звать Адула, масса, — сказал он.
Я снова скользнул взглядом по ним, машинально отмечая их истощённость, страшные кровавые язвы на ногах, оставшиеся от цепей, заострившиеся черты лица. Большой пользы от них не будет, тем более от диких негров, которые даже и говорить-то толком не могут, но и лишний ствол нам бы не помешал. Я в задумчивости почесал выбритый подбородок.
Негры приняли этот жест за отказ, Себадуку и ещё двое рухнули на колени, лицом в пыль, Адула тоже чуть присел, выставляя руки в жесте бессловесной мольбы. Буканьеры за моей спиной тихо засмеялись от такого зрелища.
— Встаньте, — поморщился я. — Мои люди ни перед кем не должны падать на колени.
— Андре, их откармливать надо, — подал голос Рябой. — Зачем тебе ещё ниггеры?
Воодушевлённые негры начали подниматься.
— Вы готовы назвать меня своим вождём, так? — спросил я.
— Да, бели вождь! — сказали одновременно несколько негритосов.
— Тогда слушайте мой приказ. Идите в горы, — я указал рукой на восток. — Приведите себя в порядок, откормитесь. Выучите язык белых людей, чтобы каждый мог говорить. Возьмите здесь мушкеты, порох и пули, чтобы каждый умел ими пользоваться.
Я выразительно посмотрел на Себадуку, который что-то уныло просвистел.
— Потом идите... Рябой, где нас будет корабль ждать? — обернулся я.
— Что? В бухте Сосуа. Погоди, ты что... — сказал Жак, но дальше я его не слушал.
— Потом идите в бухту Сосуа, на побережье. Там ждите нас. Дорогу придётся спросить у местных. Только тогда будет много добычи и славные битвы. Иначе ничего не получится, — произнёс я.
Адула стукнул себя кулаком в грудь, остальные повторили жест.
— Да, бели вождь! — во все зубы улыбнулся он. — Пашли, абезяны чернажопи! Живее!
Негры удалились искать оружие и еду в дорогу, а мы пошли в лес, забирать наши пожитки и собаку, оставленные там перед битвой.
Даже без них мы были нагружены до предела, и Жорж, например, уже скинул в кусты какое-то серебряное блюдо, чтобы идти было полегче. После сотрясения ему бы вообще-то надо отлежаться хотя бы пару дней, но такой роскоши, как пара дней отдыха, мы себе позволить не могли. Поэтому он шёл вместе со всеми, опираясь на свой мушкет, как на палку, стараясь не качаться под тяжестью навьюченного на спину барахла. Налегке шли только я и Феб. Мне, кроме трофейных палаша и пистолета, ничего не было интересно, а Феб просто не был приучен таскать грузы, хотя Робер и пытался пристроить ему на спину какой-то мешок. В итоге Робер оказался облаян, а мешок ему пришлось тащить самому.