Букет незабудок
Шрифт:
Не понимая, что происходит, в перерыве я отловил толмача, отвел его в сторонку, припер к барной стойке, проставил сначала сто грамм, потом еще сто, и еще… и только после этого спросил, что я сделал не так?
– А что ты им сказал? – поинтересовался переводчик. И когда я повторил, заметил, что на месте бирманцев за такие слова он бы охальнику морду набил, потому что при дамах так не выражаются, да и при мужиках желательно тоже.
Оказалось, что никакого фантаста Мао Дзинь Джи нет и никогда не было. А был большой специалист
Когда в Академию Художеств приходили новые натурщицы, Ашот Казарян, вызывался самолично отбирать для работы самых интересных. А что? Ашот – староста, плюс большой специалист по женской части, ему и карты в руки. Желающих позировать было много, работа оплачивалась вполне прилично – 2 рубля в час, так что ничего удивительного, что девушки выстраивались в очередь.
В мастерскую пришла новенькая девушка.
– Раздевайтесь, – ледяным тоном командует Ашот, тщетно скрывая под начальственным видом понятное волнение, – раздевайтесь за ширмой и выходите.
Да только может ли горячий армянский мужчина просто смотреть, когда, выбравшаяся из дешевого платьица точно из лягушачьей кожи, скромная студенточка вдруг буквально на глазах превращается в богиню любви?! Руки сами тянутся к запретному. И… отлично же знает – нельзя! А ничего поделать не может.
– Имейте в виду, – остановившись в сантиметре от искусительницы, выдыхает он, – как староста мастерской, как ответственное лицо, как законный представитель Академии, я должен чувствовать ваши формы. Потому что, пока не дотронусь, как я могу сказать, подходите вы или нет?
– А что? Все будут трогать?! – хмурится Венера Милосская, стыдливо мусоля длинную, в руку толщиной, косу.
– Нет, только я, как староста мастерской. Больше никто. А если что – жалуйтесь в деканат.
Так наглый Ашот получил возможность трогать всех приходящих на кастинг девушек. Потом они конечно узнали правду, но к тому времени натурщицы и скульпторы уже передружились, переженились и никто на Ашота не жаловался.
Статую «Оргазм» Ашот Казарян лепил в мастерской Кубасова ночью. Вместо двух рублей в час от широты душевной платил три: время-то неурочное, да и композиция… мягко говоря, смелая.
На вторую ночь громовой стук в дверь. Какой-то мужик ломится. Нину, говорит, хочу. А Нина – как раз и есть новая модель Казаряна.
– Тебя какой-то мужик спрашивает, кому ты сказала, что ты здесь? – шепчет Ашот, а сам понимает, что старая дверь долго таких просьб не выдержит. Разлетится. А потом…
– Спроси, кто? – подталкивает его дама.
– А кто ее спрашивает? – покорно повторяет из-за двери Казарян, не на шутку взволнованый предстоящей встречей.
– Володя.
– Слушай, Нина, э-э, тебя какой-то Володя спрашивает, да?
– А, это муж.
Ашот вздрагивает из последних сил, но остается в сознании, ибо натурщица реагирует спокойно. Наоборот, видно, что у нее отлегло от сердца: у Нины ревнивый любовник, и вот его она боится.
Ашот лепил «Оргазм» четыре ночи и все это время к каждому звуку прислушивался. Все виделось ему, как вместо мужа Володи явится злобный любовник с кинжалом – в компании верных друзей и возмущенных родственников – мстить за чужую жену и свою любовницу.
Сваял работу – первым делом к Кубасову принес. Скульптура небольшая – 40 на 35 см.
Сергей Анатольевич как увидел, так и онемел, но ненадолго, всего лишь на несколько минут.
– Ашот, чудила! Такого у нас нельзя!!! Чу! Хальт! Цурюк, ферботен! Никс нема! Да если только кто-нибудь увидит ЭТО без паранджи. Десять лет без права переписки, да еще и студенческий билет порвут к чертовой матери. Не дай Бог, увидят!
А как не увидеть, когда по всем правилам ремесла, глину обжигать нужно. Там ее и увидят, а дальше уже ясный сценарий: расстреляют, а потом еще и в милицию сдадут – за изготовление непристойной эротической порнографии.
– Ты… тово… ты ее у нас не обжигай, качество силуэта пострадает, – на правах старшего творческого друга советует Кубасов. – Я тебя к моему приятелю отведу, он хоть и тоже маньяк вроде тебя, зато у него печь лучше. Вот там все и сделаешь.
Прошел месяц и Кубасов просит принести «Оргазм» в мастерскую. Шведы какие-то приезжают, хотят социалистический реализм в натуре посмотреть.
Сказали – принес.
– Сколько стоит? – интересуется шведский искусствовед через симпатичную переводчицу.
– Сколько даст, столько и будет, – пожимает плечами Ашот.
Медленным движением швед достает из правого кармана кошелек – а там зелени!!!
– Нет, мы советские люди, нам нельзя доллары. Рад бы всей душой Вам помочь… но только рубли. 88-ю статью еще никто не отменял. Пиф-паф!
Не ускоряя темп, швед возвращает кошелек на место и так же спокойно достает другой, теперь уже из левого кармана. Взгляд из-под очков на Ашота.
А тот замер на полусогнутых по стойке «вольно» и ждет, что выпадет. Глаза счастливые заранее – в бумажнике горчичного цвета наваждение – сотни, сотни… Авось одна и…
Швед кладет рядом со статуей одну бумажку с ленинским профилем.
«Отлично! – думает Ашот, – стипендия 50. А тут сто! Круто!»
А швед смотрит испытующе и вторую сотню шарк на стол, третью, четвертую…
У Кубасова челюсть отвисла… пятьсот! Огромные деньги. А поток башлей не иссякает. А ленины все ложатся и ложатся на стол в колонну по одному!
Когда до двух тысяч пятисот дошли, закрыл швед свой волшебный кошелек.
– О’кей?
– Еще какой окей!!! Двадцать пять оргазмов против одного!