Букварь
Шрифт:
пришел под мост. И увидел меня. Его коронная концовка этой истории:
— Ты стоял, и молча глядел в парк. Выражение лица у тебя было угрюмым и
взрослым. И с тех пор ни изменилось. Ни капли.
Может, он и прав. Почему, я не знаю. К тому возрасту я уже понимал, что жизнь
довольно грустная штука, потому наша короткая встреча с Марией потрясением в этом
смысле для меня не стала. В каком же смысле она меня потрясла? Что за чувство я
испытал? Стыд?
сожаления о том, что не хватило смелости? Нет, нет, и нет. Может, я впервые понял, что
иные миры это не всегда обязательно иные существа? И что обитателем иного мира в
иных измерениях может быть человек, такой казалось бы, СВОЙ? Не знаю.
Помню только, что впервые вдруг ощутил во рту натуральную горечь. Ее не перебить
ничем.
Даже лимонадом.
Мечты
— Будешь чай? С тортом? — спрашивает меня Ира, и я с удовольствием киваю.
Утро серое. На дороге за окном заспанные автомобили выныривают из одного кусочка
тумана, чтобы попасть в другой. А мне хорошо. Причин этому несколько. Первая — я
проснулся не в шесть часов, как обычно, а в восемь. Поэтому уже испытывал здоровый
голод. Я очень люблю поесть с утра, если, конечно, оно не очень раннее. Мелко
покрошил две круглые, — идеальная формы, — луковицы, и обжарил на сливочном масле
в чугунной сковородке. Потом выложил туда помидоры, порезанные толстыми
кружками, чуть обжарил, посыпал нарезанной ломтиками ветчиной, залил яйцами,
взбитыми со сметаной, ложкой муки, сыром и зеленью… Много перца, как я люблю, и -
сковородку в духовку. Сложное творение по названию "тортилья" будет готово через
двадцать минут. По крайней мере, такой рецепт я когда-то вычитал в журнале "Лиза",
взятом у Иры в дорогу на работу почитать. И там упоминалось название "тортилья".
Не подумайте, что я какой-нибудь дилетант. Мне за тортилью в коронном исполнении
даже вручили золотую медаль Всемирного Конкурса Кулинаров.
— Я хочу поблагодарить, — говорил я со сцены, и смокинг непривычно, но приятно
жал мне подмышки, — в первую очередь Бога, открывшего мне, что вкус это не просто…
И дальше в этом духе. С первых рядов мне улыбались знаменитости и
аристократические особы, Джордж Клуни что-то шептал на ухо Елизавете Второй,
Мадонна скучала где-то в углу, а наглые телевизионщики сунули свою камеру мне
буквально в лицо. Ну, что уж поделать. Я смущенно улыбнулся и закончил речь:
— И потому да здравствует Бог, да здравствует кулинария, и да здравствует моя
жена, Ира!
Потом зал взорвался аплодисментами, и на торжественном банкете в нашу честь во
дворце короля Норвегии, — где, собственно, конкурс и проходил, — мы с Ирой ели
лобстеров, и запивали их чудесным белым вином. Потом объявили танцы, и я закружил
Иру в белом, — как будто подвенечном, — платье по огромному залу дворца, и все
смотрел, смотрел на нее, и смотрел…
Конечно, всего этого не было.
Ни дворца, ни награждения, ни конкурса кулинаров. А если он и проводится, то вряд
ли во дворце короля Норвегии, и вряд ли туда попаду именно я. Если точнее, я никогда
туда не попаду. Ведь я не повар. Еще я не писатель, поэтому никогда не буду читать
речь по поводу вручения мне нобелевской премии. Я не актер, и не режиссер, и даже не
осветитель. И шансы увидеть меня в телевизоре, говорящим речь со статуэткой
"Оскара" в руках минимальны. Я не спортсмен, и никогда не встану на ступень
пьедестала, — даже самую не престижную, по левую руку от победителя, — после любых
соревнований. Я не заброшу решающий мяч в кольцо в финале НБА. Я не рвану
штангу в последнем заходе на чемпионате мира по тяжелой атлетике. Я не войду, под
аплодисменты, в центр управления космических полетов. Меня не назовут
Лобачевским или даже Менделеевым. Чего уж там.
Я — посредственность.
Вернее, был бы. Если бы не одно "но". Я умею мечтать. Хотя нет, не так. Я
фантазирую. Ежечасно, ежеминутно. Вот, например, сейчас, в тот момент, пока
тортилья, — действительно вкусная, Ира всегда об этом говорит, — печется в духовке, я
отжимаюсь и мечтаю о том, как выиграю какую-нибудь войну. К примеру, в
Афганистане. Там будет много террористов и подонков со всего мира, американцев
оттуда выгонят, и международные силы войдут туда, чтобы восстановить мир и
справедливость. А меня случайно призовут в молдавскую армию. Конечно, наш
президент по своей глупой привычке лезть, куда ни просят, обязательно пошлет 100-
200 военных в Афганистан, и среди них буду я. За два года, от простого бойца разведки
горнострелковых частей, — пусть в Молдавии и нет гор, какая разница, — я дойду до
майора. Буду сильным, мужественным и обязательно с несколькими шрамами на лице.
Конечно, ничего жизненно важного повреждено не будет. Пусть шрамы украсят, к
примеру… мою щеку. Ну, и один можно на шее. Не очень глубокий, конечно.