Булат
Шрифт:
– Но нас же девять! – воскликнул предводитель.
Афанасий и мулла, не сговариваясь, опустили пониже головы и зажмурили глаза.
– Ты не умеешь считать? Или, может быть, за время путешествия кто-то у вас того… Родил двойню? – детина сам засмеялся над своей шуткой, закидывая голову и дергая огромным кадыком. И вдруг замолчал, снова став серьезным. – Одиннадцать монет.
Поняв, что спорить бесполезно, предводитель сунул руку за пазуху и, порывшись там, извлек на свет божий одиннадцать монет с именами четырех праведных халифов [25] . Пересыпал их в лопатообразную ладонь стражника.
25
Праведные
– Где вы такую древность откопали? – удивился тот, разглядывая монеты.
– Тебе не нравится наше серебро? – спросил предводитель. – Или монеты имеют не полный вес?
– Да нет, все в порядке, – буркнул стражник. – Проходите! Не задерживайте народ. Вон за вами уже очередь выстроилась.
Предводитель не заставил себя просить второй раз. Широко шагая и громко стуча палкой по утоптанной глине мостовой, он повел своих людей в постоялому двору, стоявшему прямо на входе в город.
По уму следовало бы оставить калек и бежать, но делать это на глазах у стражников, особенно того тупого громилы, не хотелось. Да и постоялый двор манил возможностью получить толику нормального человеческого уюта, которого они были лишены столько времени. Так, вереницей, цепляясь друг за друга, вошли они под низкий, закопченный потолок, под которым клубился чад перегоревшего масла.
Предводитель о чем-то пошептался с дородным хозяином. Звякнули, переходя из рук в руки, несколько монет. Крепкий парень, сын хозяина, взял двумя пальцами предводителя за грязный рукав и повел через зал, остальные потянулись следом. Они вышли во внутренний дворик, которому растущее за глинобитной стеной дерево с крупными, похожими на листья иголками давало прохладную тень. Пол дворика был выложен крупным шершавым камнем. Вдоль стены были набросаны коврики и подушки, некогда цветастые, а теперь приобретшие одинаковый грязно-бурый цвет.
В центре двора находилась обмазанная глиной яма. На дне ее горел огонь, а по краям на специальных полках доходили румяные лепешки. Над ямой стояла решетка, на ней жарились небольшие куски мяса с приправами. Насыщенный их ароматами жир капал прямо на лепешки, пропитывая их вкусным духом.
От этих запахов у Афанасия перехватило дух, а в пузе заурчало. Слепые заволновались, а мулла аж пискнул от предвкушения. Но никто не дерзнул даже пошевелиться без приглашения вожака.
Тот же, негромко постукивая палкой, подошел к земляной печи, наклонился и придирчиво обнюхал кушанья, широко раздувая ноздри. Наверное, пользуясь его бедой, многие подсовывали ему какую-нибудь гадость вместо нормальной еды, с болью подумал купец. Вот ведь люди, каждый норовит обмануть немощного. Да он и сам разве не так поступил? И можно искать сколько угодно оправданий, мол, иначе никак, обстоятельства вынудили, но память о двух монетах, заплаченных слепыми за него, здорового мужика, просто так не вытравишь.
Предводитель взмахнул рукой. Слепцы осторожно расселись вдоль стен, чинно положив перед собой посохи. Сын хозяина вернулся, неся стопку напиленных с древесного ствола кругляшков, долженствующих заменять тарелки, и связку двузубых вилок. Опустил все на расстеленную у самой ямы тряпицу и снова юркнул за дверь. Вернулся со стопкой медных стаканов и тонкогорлым кувшином с прихотливой чеканкой. Поставил рядом. Замер в ожидании. Вожак прислушался и вопросительно уставился на молодого человека пустыми глазницами.
Тот смутился, дернулся было к двери, вернулся, быстро обойдя слепцов, сунул каждому в руку по блюду и вилке. Затем раздал стаканы, наполнив их на две трети чистейшей прохладной водой из кувшина. Вернулся к решетке. Коротким, широким кинжалом подцепил мясо и раскидал по тарелкам. Наконец, вытирая жирные руки о рубаху и пятясь, с поклоном удалился.
Только после этого слепцы начали есть. Делали они это, не спеша. Осторожно поддевая горячее на вилки и отгрызая небольшие куски, придерживая лепешки у подбородка. Но ели так аккуратно не потому, что не были голодны – были, и еще как. Просто не хотели лишний раз пачкать одежду. Стирка для слепых – дело куда как непростое.
Афанасий с муллой, хоть и были голодны, как звери, тоже старались есть медленно и не шумно. Правда, получалось у них это плохо, несколько раз предводитель вздрагивал и поводил головой, ловя ушами источник слишком громких звуков, но так и не нашел. Насытившись, слепые отодвинули блюда и ложки, откинулись на подушки и тут же, как по команде, уснули.
Афанасий и мулла переглянулись. Бежать сейчас было не с руки. Если стражникам у ворот все равно, то у трактирщика два внезапно прозревших слепца точно вызовут подозрения. А там недалеко и до узилища, потому как все, за редким исключением трактирщики, чайханщики и владельцы постоялых дворов докладывают начальнику городской стражи о подозрительных постояльцах. Лучше покинуть двор вместе со слепыми и затеряться где-нибудь в городе, на базаре.
С этими мыслями Афанасий и заснул. Но проспал недолго. Почувствовал, как трясут его за плечо. С трудом разлепил тяжелые веки. Мулла? Нет, не мулла. Тот бы не стал тыкать в лицо купцу острием кинжала. Предводитель? Неужели догадался? Конечно, сам себе ответил Афанасий.
Он хотел было извернуться, стукнуть вожака коленом или, схватив за запястье, отвести клинок. Тот едва заметно дернул рукой, и под носом у купца появилась набухающая горячей кровью царапина.
– Не дергайся, – вполголоса предупредил его вожак, – прирежу. Кто таков, зачем к нам прибился?
– Да я это… – Афанасий сообразил, что этого человека лучше не обманывать. – Купец я. Мы, вернее. Поиздержались с другом в дороге, без денег остались. Хотели попасть в город Каллур, чтобы поправить дела свои, да как это без денег сделаешь? Вот вас заметили, решили воспользоваться случаем. Думали, вы не поймете.
– Не заметим? – вожак засмеялся едва слышно. – Ну, может, не все и заметили, но некоторые точно сообразили. Вы топчетесь, как кони, чавкаете, как кони, воняете, как кони.
– Так ты давно знал, что мы не из ваших?!
– Тихо, не ори, – осадил купца предводитель. – Сон слепого чуток. Давно, с того момента, как Ваяджна-увалень оступился и чуть не грохнулся на дороге.
– И почему не поднял шум? – удивился Афанасий. – Почему нас с собой взял да еще и заплатил за вход в город? За еду и пристанище?
– Кто мог знать, что вы за люди? Может, посланы кем извести нас совсем? Тогда как бы вам можно было помешать на открытом месте, не то что тут, во дворе, со всех сторон огороженном, да еще и во тьме почти. Вам непривычно, а мы так все время живем. А может, вы попали в беду и вам нужна помощь. Нужно было выяснить.