Булатный перстень
Шрифт:
И навеки забыть про Поликсену Муравьеву, бедную Мурашку. Да и про Маврушу Сташевскую заодно. Вольно ж ей бегать неведомо где! Пусть с ней теперь тетушка Федосья Сергеевна разбирается. Нужно до отъезда написать тетушке письмо, рассказать о явочных и назвать частного пристава, который обещался лично проследить за розыском.
Все забыть, всех забыть…
Вот же он — драгоценный, ненаглядный!
— Мой… — тихо сказала Александра.
— Твой… — так же тихо ответил Нерецкий.
Глава двадцать четвертая
ЛЮБОВЬ И СОВЕСТЬ
О чем еще могла мечтать Александра? Все сбылось.
Однако мысль о Поликсене все же не пропадала. Александра уже поняла, что напоминать Нерецкому об этой истории не надо, а вот самой нужно успеть сделать все, чтобы ее судьба как-то устроилась. Но, поскольку времени до отъезда очень мало, написать Ржевскому и приложить к письму деньги. Пусть заплатит низшим чинам, чтобы шустрее бегали, а потом, изловив, отправили дурочку в Москву к теткам! Вместе с младенцем — не в Воспитательный дом же отдавать. Жаль, что уже нет возможности самой приискать для него порядочное бездетное семейство, все ж не чужой, дитя любимого мужчины…
И даже лучше можно поступить — отдать дитя на время, а когда появятся свои, принять на воспитание. Вырастить достойного человека — и не трястись над ним, а приучать к суровой простоте, как родная мать, царствие ей небесное, приучала, как госпожа Ржевская детей приучает, беря за образец порядки в Смольном, и преподавать дитяти науки практические, чтобы поменьше идей, побольше дела, — не дай бог, отцовскую возвышенность унаследует…
— Тебя что-то беспокоит? — спросил Нерецкий.
— Меня? — разумные соображения мигом вылетели из головы. — Нет, все хорошо. Все хорошо, и я счастлива.
— И я счастлив.
Они стояли, обнявшись, слушали дыхание друг друга, слушали биение сердца, и Александре вдруг захотелось умереть в этот самый миг — когда все сбылось, душа воспарила, чтобы там, в вышине, в раю, и остаться, не опускаться более на землю для будничных хлопот.
Но не удалось — в дверь поскреблась Фрося.
— Голубушка-барыня, герр Меллер тут! Извольте выйти!
Вот так и начинается новая жизнь, подумала Александра, жизнь благоразумной замужней барыни, домовитой хозяйки, заботливой жены, преданной матери. И это хорошо — лишь бы только хватало времени на акварели. Но на пороге новой жизни нужно расплатиться с долгами прежней жизни, тем более что предстоит скорый отъезд. Нужно послать записочку Федосье Сергеевне насчет Мавреньки. Может, старуха что-то уже знает. Хорошо бы смольнянка к ней прибежала… Но ежели бы так — тетка написала бы язвительное письмо. Или у них с Мавренькой какой-то уговор? Затем — условиться с госпожой Рогозинской, хозяйкой дома, о том, что квартира и службы всю осень будут стоять пустые, так чтобы поставила своего сторожа. Мудрый совет Ржевского перебраться в Москву Александре не полюбился. Еще что?
Ржевский наказал поблагодарить Михайлова…
Разумеется, это нужно было сделать! Необходимо! Тем более, что злость на моряка уже прошла. Да и что с него возьмешь? Естественный человек!
Кабы не Михайлов с его занятными друзьями — может статься, труп жениха давно был бы схоронен в парке господина Елагина или спущен в Невку с пудовым камнем на ногах.
Но как?.. И вдруг ее осенило — надо написать Михайлову письмо! Встречаться и унижаться перед ним незачем, а написать красиво можно — в красоте-то она знает толк.
Настоящего кабинета у нее не было, а стояло бюро в углу малой гостиной, там же она занималась и рисованием.
Открыв бюро, достав чернильницу и убедившись, что в ней есть чернила, почеркав пером по ненужному лоскутку (на обороте был набросок уже готового натюрморта) и смирившись с тем, что очинено оно не лучшим образом, выбрав листок дорогой веленевой бумаги, Александра задумалась. Что тут можно было написать? «Господин Михайлов»? Глупо, если вспомнить ту ночь на реке и прочие ночи. «Алексей»? Тоже как-то неправильно. «Алеша»? Чересчур по-свойски.
«Алексей! — написала она. — Мы простились нелепо, но я хочу, чтобы ты знал: мое уважение к тебе неизменно…»
— А черта ли ему в моем уважении? — вслух спросила себя Александра. — Нужно как-то иначе… — И порвала листок.
«Алексей! Наше прощание было нелепым, и гордость не позволила мне…»
«Алексей! Мы не можем проститься столь нелепо, ты должен знать, что я тебе друг и всегда буду другом, помня, сколько я тебе обязана…»
«Алексей! Прости меня…»
«Алексей, мы никогда более не встретимся, но я хочу, чтобы ты знал…»
Одна ахинея, рождавшаяся в голове, была другой глупее, дорогие листки так и летели на пол.
А тут еще и перстень, который, с одной стороны, надо бы вернуть, раз он такой единственный и неповторимый, а с другой — обещано ведь маленькому Павлушке, что перстень с руки не сойдет и носиться будет постоянно. Вот кабы он сам собой потерялся! Так нет же — хоть и должен скатиться, поскольку великоват, а сидит на пальце, и даже Мойка его не смыла…
Поняв, что письма не получается, Александра сильно расстроилась. Нужно было что-то придумать — и мысль явилась, весьма разумная: не портить бумагу, а попросить о помощи Новикова. Этот увалень просто перескажет Михайлову своими словами, что госпожа Денисова-де шлет поклон и желает всех благ, а коли в чем виновата — просит прощения.
Тут же память подсунула разговор в лодке — когда Новиков напоминал Ефимке Усову, как искать свой дом по флюгеру в виде кораблика. Васильевский остров велик, да коли флюгер всего один — добрые люди тотчас укажут дорогу.
Мысль была соблазнительна, и приключение это по замыслу Александры, уложилось бы в два часа: час — туда на извозчике, чтобы не тратить время за закладыванье своего экипажа, час — обратно, и около двух минут — на переговоры с Новиковым. Да и на сборы времени не уйдет — она ж еще и не расшнуровывалась, прическа не развилась.
Тем более, что жених занят примерками…
— Мой друг, — сказала Александра, заглянув в гостиную. — Я отъеду ненадолго! Вспомнила — осталось одно дело. Скоро сапожник придет — пока будет снимать мерку, я и обернусь. Господин Меллер, я потом к вам заеду, чтобы фасоны обсудить. Мальчик из лавки образчики принесет — так вы их заберите.
Отдав все распоряжения, Александра взяла кошелек и крикнула Андрюшке, чтобы бежал на улицу ловить извозчика. Когда она спустилась, дрожки уже ждали у двери.