Булавин
Шрифт:
— Господа старшина! Для чего собрались, вы знаете. Из Посольского приказу пишут: Шидловский жалобы шлет в Москву, что-де в нынешнем 1707 году в розных месяцех и числех чугуевцы, харьковцы, золочевцы, змиевцы мояченя, служилые и жилецкие многие люди, оставя домы свои, с женами и детьми, а иные и жен оставя, явно идут на Дон и в донецкие наши городки. И затем де в высылку в Азов и в Таганрог против указу великого государя людей сполна не будет. Велено нам беглецов не принимать, а тех, которые придут, отсылать на прежние
— Сколько разов писали нам с грозами, — прервал атаман Зерщиков, — да господь миловал. И сыщиков присылали. Отговоримся... Не внове нам.
— Так-то оно так. Мы, как вы помните, отвечали всем Войском, что русских новопришлых людей на Дону запрещаем принимать накрепко под смертною казнью. За нарушение и утайку беглых тех городков атаманам и лутчим людям по нашему войсковом праву — смертная казнь; а городки те все разорять и от юрта отказать.
— Что-нибудь сделать надо. — Саламата вопросительно посмотрел на остальных. — Хоть бы несколько беглых сыскать и отослать.
— Верно. То и сделано. — Максимов с одобрением кивнул. — Сообщили в Москву, что по Северскому Донцу, и по запольным речкам, и по новоуказным местам во все городки послали мы бывшего войскового атамана Илью Григорьева (Зерщикова. — В. Б.)и Тимофея Федорова с войсковым письмом для сыску и высылки новопришлых людей.
— Что же они сыскали? — спросил кто-то из темного угла. — Словам-то в Москве не верят. А наипаче государь Петр Алексеевич.
— Как розыск чинили, пусть Илья Григорьевич скажет. — Атаман посмотрел на Зерщикова. — Чай, государь будет доволен.
— Дай господь. — Бывший атаман прищурил хитрые глаза. — Сыскали мы новопришлых людей Белогородцкие черты села Старицына семей с 50. Переловили из них 30 семей и отослали на Валуйку воеводе Ивану Иванову сыну Арнаутову, именно (поименно. — В. Б.)с росписью отдали.
— Куда делись другие двадцать?
— Те разбежались. Мы их приказали сыскать, отослать на Валуйку же.
— А Харьковского и Изюмского полков жителей?
— Тех в городках не сыскалось, и их нету.
— По Хопру, Бузулуку и Медведице, — добавил войсковой атаман, — мы, выбрав из старшин Харитона Абакумова да Кузьму Минаева, с нашим войсковым письмом послали для сыску и высылки новопришлых людей.
Богатые черкасские казаки понимали, что их ответы и уловки не введут в заблуждение московских бояр и государя. Но авось нынешнее тревожное военное время, другие заботы, поважнее донских, отвлекут их и гроза пройдет мимо. Конечно, что-то сделать, хотя бы для виду, надобно. Да ведь жалко выпускать новопришлых работников — польза от них в хозяйствах большая и доходы немалые. В этом старшина единодушие имела и на то же рассчитывала среди станичных атаманов и старожилых казаков по Дону, Донцу и их притокам. Зерщиков, самый проницательный и ловкий из черкасской
— Успокоились в Москве? Не тревожат боле?
— Как не тревожат. В сем месяце грамота из Посольского приказа пришла. За приписью тайного секретаря Петра Шафирова.
— Что пишут?
— Паче прежнего велят сыскивать новоприхожих беглых, которые бежали на Дон с 203-го году (1695 г. — В. Б.)после азовских походов, и высылать на прежние места.
— Вот напасть-то какая! — старшины хором, перебивая друг друга, заговорили зло и тревожно.
— Что им еще надо?
— Все неймется боярам! Мало они у нас земель и угодий отобрали!
— И монастыри от них не отстают!
Лукьян Максимов, выждав, пока стихли негодующие голоса, подлил масла в огонь:
— Вести, господа казаки, есть новые и худые...
— Какие еще?!
— Мало нам прежних!
— Что? Говори, не томи, атаман!
— Верные люди из Азова сообщили... — Максимов внимательно оглядел домовитых. — В Троецком (поблизости от Таганрога. — В. Б.), сказывают, подполковник Долгорукой Юрий Владимирович получил указ о беглых на Дону.
— От бояр?
— Что в нем?
— Еще не знаю... Мыслю: готовиться надо. Пущей беды не было бы...
— Опять бояры лезут! — осторожный Зерщиков кипел гневом. — Государь, поди, и знать не знает.
— Что делать будем? — атаман обращался ко всем. Не хотел прерывать воцарившееся в каморе молчание. Ждал — «пусть сами скажут. Не отмолчаться ведь!». Дождался — все заговорили:
— Что будем делать?
— Сколько терпеть можно?
— Казаки мы али не казаки!
— Теперича, выходит, Тихий Дон вольным называть запретят!
— Вольности и права наши беречь будем! Долгорукий нам не указ!
— Господа старшина! — Лукьян поднял руку, призывая к тишине. — Все согласны в том, что рушить донские вольности и привилегии не дадим?
— Согласны! Как не согласны?!
— На том и решим. Что будет, посмотрим. — Помедлил. — Предупредить надобно по городкам, по Дону, Северскому Донцу, по всем притокам, чтобы атаманы и старожилые казаки знали: новые сыщики явиться могут. Да новоприхожих бы припрятали...
— Так! Верно говоришь, Лукьян Максимыч!
— Свой интерес блюсти надобно! Боярам-то, известно, что надо: нас по миру пустить — земли отобрать и работников тоже!
— Готовиться будем как следует. — Зерщиков посмотрел на атамана. — Людей верных нужно иметь по городкам.
— Верно, Илья Григорьевич. — Максимов с хитрецой глянул на него. — Давай уж повестим господ старшину?..
— Говори. Пора уж.
— Вот, господа казаки, — слова атамана медленно и веско звучали в наступившей тишине, — некое время тому прошло, как имели мы тайную встречу и беседу...