Булавин
Шрифт:
Драный, сообщив ложные сведения Долгорукому, чтобы ввести его в заблуждение, переводил свое войско в другое место — к Бахмуту. Части же казаков разрешил посетить свои станицы, несомненно, те, которые лежали на пути их следования или близко от него.
Шидловский, слушавший своих посыльных, спросил:
— О Сумском полке они, воры, что говорили?
— Говорили, что сумского полковника разбивали они без ведома Булавина. Для того разбили, что он, полковник Кондратьев, стоял на их донском угодью и похвалился их юрты, как ему господин маеор Долгорукий велел, разорить, а их, воров, в Донец топить.
— Сколько их, воров,
— Говорят, что убито их больши 50 человек.
— О Булавине разговоры были?
— Слышали мы, что от Войска (из Черкасска, от Булавина. — В. Б.) к ним прислан был Леонтий Познеев, чтоб он, Драной, будучи тут, чинил промысл над городами. А к Булавину, говорят, пришло Кубанской орды 2000 человек да их, донских, раскольщиков с Кубану и с Орокани 1100 человек. Еще слышали мы, что запорожцов бутто несколько сот пришло, и отправлены они к Булавину в Черкаское.
План похода на города Изюмского полка, принятый на круге в Черкасске, как «указ великого Войска Донского», по-прежнему оставался в силе, и повстанцы повернули на юг, к Бахмуту, чтобы затем идти под Тор, Маяцкий и другие города. Еще один житель Маяцкого, Никита Брагин, известил Шидловского, что «от Драного передовые в Багмут приехали».
Руководители восстания были озабочены тем, чтобы пополнить ряды повстанцев. В Черкасске их оставалось очень мало, из него уходили сотнями — одни потому, что «испроелись», другие, не веря Булавину и его делу, убегали в Азов и иные места. По уходе трех войск из Черкасска у войскового атамана осталось до 2 тысяч человек; вероятно, появлялись и новые охотники. Но он посылал помощь своим атаманам. Силы его уменьшались. Он имел одно время немногим более полутысячи человек. Конечно, подходили новые люди, другие уходили. Такая текучесть среди повстанцев, в большей или меньшей степени, была вообще характерна для движения. То же происходило и в войске Драного по Северскому Донцу.
Заставы булавинцев разъезжали по всему району, охваченному восстанием. Драный делал все, чтобы собрать в повстанческое войско побольше людей. Изюмский житель Левко, бывший целовальник, рассказывал, вернувшись домой из Бахмута, Семену Осипову, из изюмской старшины:
— При мне на Бахмуте збирали бахмутцов всех в круг и в кругу читали войсковую от Булавина грамоту: чтоб во всех юртовских городках, также и в Бахмуте, поверстали казаков в десятки, а з десятка высылали по 7-ми человек в Черкаское со всеми войсковыми припасы; а по 3 человека оставляли в куренях.
— Как бахмутцы? Согласились?
— На кругу многие кричали: высылать уже некого! Разве все, собравшись, пойдем в Войско!
— Что задумали те воры? Говорили о том?
— Среди бурлаков такая молвка носитца, что, собравшись, хотят быть на князя (Долгорукого. — В. Б.) под Валуйки и Валуйку взять. А, взявши Валуйку, итить по Осколу, разоряючи городки, до Изюма и Изюма добывать.
— О Шидловском что говорят?
— На его панскую милость паче всего великие похвалки чинят, чего, боже, им да не положи, как бы ухватить его хотя на дороге где, на переезде разбоем или каким-нибудь фортелем (выдумкой, хитростью. — В. Б.).
Шидловский, которого так старались захватить повстанцы, помня обиды от его изюмцев, посылал разъезды для наблюдения за передвижениями войска
— Был я близ калмиюских вершин (в верховьях реки Калмиус. — В. Б.), и наехал запорожцов человек с 400; стоят в долине. Знатно, они идут к Багмуту. А расстоянием то урочище от Багмута миль с четыре.
В этих местах скапливаются повстанцы, в том числе, по словам Шидловского (в донесении Долгорукому), «Тихон Белогородец з бурлаками и со всякою сволочью, и последних бурлак от казаков к нему в полк выгнали. А Драного и Безпалого ожидают. И явно все говорят, что прибираются под Изюм, и под Мояки, и на Тор на здобичь (для добычи. — В. Б.). И наказывают на Тор, и на Мояки, и на Изюм, чтоб им, ворам, меня отдали и казну без бою. А буде без бою не выдадите, то-де всех вырубим и розграбим, как и Сумской полк».
Долгорукому стало известно, что запорожцы появились у Сухарева, разграбили шесть будар и хотят идти под те же Тор, Маяк и Изюм. Драный же со своими казаками идет с реки Красной на реку Жеребец, «от Мояк 7 верст». Жители Маяцкого пребывают «в страхе великом». В связи с намерением Петра прибыть в Воронеж он пишет:
— По нынешнему, государь, воровскому замещению (волнению, восстанию. — В. Б.) здешней край до моево приезда гораздо был в великой шатости; и естьли б я к здешним городам не пришел, то б и от своих было великое бедство. А теперь, слава богу, Вашего величества приходом ратных людей оные городы стали лутче.
Другие командиры, из-под Изюма и иных мест, тоже признавали: «меж здешним народом зело стало слабо, и обдержаны они стали страхом, как оные воры разбили Сумской полк». О Драном говорили разное: то будто идет к Булавину, то — против Долгорукого, то — на город Изюм. «А подлинно собирается» — готовится к какому-то походу. Его казаки, человек с 50, пошли под Воронеж и под Усмань «для коней» — добывать их для своего войска; «повел их русской человек».
Намерения Драного скоро прояснились. К Шидловскому в полк прислали с Тора «колодника» (арестанта) Герасима Власова. Допрашивали его с пристрастием — «пытан на огне, клещами зжен». Под пыткой он рассказал:
— Пограбили у меня булавинцы коня, и я за конем до них, булавинцев, ходил до Драного и до Безпалого. И был у них в войску две недели. И мне того коня они отдали.
— Куда ты после того пошел?
— С тем конем приехал я в Изюм без седла и, взяв хомут у родственников своих, у Ивана Скряги с товарищи, и поехал с Изюма просто на Бахмут, минуючи Тор, боячись, чтоб меня не поймали.
— А ты не шпионом ли от Драного послан? А! Говори! — Шидловский дал знак, и палач спустил Герасима, подвешенного за руки к перекладине, пониже, к огню.
— Признавайся! Высматривал государевы, харьковские и иные, полки, чтоб тем ворам довесть?
— Что ты, господин бригадир! Помилуй! Меж войсками государевыми я не ходил и про полки не розведывал! Только ездил в Изюм за хомутом, чтоб из Бахмута воз с солью взять.
— Что видел и слышал в том стану у Драного?
— При мне пришли от Булавина 300 человек запорожцев с полковником; как его зовут, не знаю. И стала голудьба кричать, абы их не держали в одном месте. Нам-де, запорожцам, и всяким пешим и конным людем позволено, як возможно, где кому добывать коней.