Булгаков
Шрифт:
Елена воспринимает пародию Беркова с радостью, Ольга — с раздражением.
«Чехов спросил меня как-то раз, ухватываю ли я его подтексты и за что. А я ему отвечаю: За зерно, Антон Павлович, за зерно».
Елена аплодирует, Ольга качает головой, стараясь скрыть смех.
А на бис я позволю себе предложить вам блаженной памяти Константина
Берков пародирует Станиславского.
«Неужели вам не надоела простуда? С насморком нужно быть весьма, весьма осторожным. С ним долго не протянешь»
Громко хрипит, словно умирая.
Елена. Ну, это уже предел всему. Но смешно.
Ольга. Станиславский у тебя лучше получается.
Берков. Все, бегу. (Одевается). Может, вы сумеете мне помочь. У кого в Москве могут быть заграничные пластинки Рахманинова? Говорят, есть американские записи. Третий день ищу. И все напрасно.
Елена. У нас нет. Есть немного классики, но не Рахманинов.
Ольга. Качалов много бывал за границей. Возможно, у него?
Берков. Василий Иванович Качалов? Большое спасибо.
Ольга. А зачем тебе Рахманинов?
Берков. Просто из интереса. Для жены.
Сестры обмениваются взглядами.
Ольга. Вот как? А кстати, как она? Давно ее не видела.
Берков. Она сейчас уехала на гастроли.
Ольга. Она была хороша в «Роз-Мари»[2] (Поет.)
И когда в тот час, а-а-а…
он дойдет до нас, а-а-а…
пусть ваше сердце на мой призыв найдет ответ.
Берков. Спасибо за чай.
Уходит.
Ольга. Твой муж, наверное, совсем спятил.
Елена. А что случилось?
Ольга. Я прихожу, а Берков сидит и, как ни в чем ни бывало, читает рукопись романа. Хотите, чтобы всех нас выслали?
Елена. Они и так всё знают.
Ольга. Что знают? Что они знают? Банки принесла?
Елена. А ты начала печатать?
Ольга. Мне некогда.
Елена. Мне тоже некогда.
Ольга. Ну тогда ты…
Стук
Елена. Кто там?
Голос. Свой.
Елена. Какой еще свой?
Голос. А вот такой и свой! Можно даже сказать, что наш. Только немец.
Елена. Попрошу без глупых шуток.
Голос. Но Елена Сергеевна, если я говорю, что немец свой, значит свой.
Елена. Николай!
Открывает дверь. Входит Николай Эрдман. Елена радостно с ним здоровается. Ольга немного смущена.
Приветствую тебя, безумец!
Эрдман. Приветствую, Елена Прекрасная! Как жаль, что я Одиссей, а не Парис. А Мака просто счастливчик.
Елена. Раздевайся, садись.
Эрдман(видя, что она одета). Ты собиралась уйти?
Елена. Мой Сережа у соседей, играет с приятелем. Я хотела его забрать. Но если приехал ты, то он может еще остаться, пусть они разнесут ту квартиру. Вы знакомы с Ольгой?
Эрдман. Абсолютно и нисколько не знакомы. Здравствуйте, Ольга Сергеевна. В последний раз вы меня могли видеть лет пять тому назад, на каком-то неудачном спектакле, в каком-то скверном театре, с весьма дурными актерами, с ужасной режиссурой.
Ольга. Так оно и было.
Эрдман. И прошу вас придерживаться этой версии, если кто-нибудь вас спросит. Когда-то где-то вы Эрдмана видели. А в данный момент я невидим, не существую, если можно так выразиться, на собственный страх и риск. То есть — меня нет. А человек, которого нет на свой страх и риск — это вообще мистика.
Ольга. Вы приехали нелегально?
Эрдман. Ради бога, что значит — легально или нелегально?! Просто представим, что мое содержимое находится здесь, а форма — где-то в другом месте. И если мое содержимое не воссоединится с моей формой, это будет означать, что меня здесь как бы вообще не было.
Ольга. Вам же запрещено находиться в Москве.
Эрдман. Запрещено. Но быть здесь проездом — не означает находиться. Я здесь проездом из Вологды в Керчь-с.
Ольга. Или из Керчи в Вологду.
Эрдман. «Лес» (Иронически). Вы знаете Островского? Тогда вот другая литературная загадка. Иду я сегодня с вокзала и рассуждаю: «если бы вокзал был близко, то не был бы далеко, а если он далеко, то, значит, не близко»
Ольга. А вы знаете, какая после этого идет ремарка? «Неловкое молчание».
Эрдман. Нокаут. Этого я не помнил. Неловко умолкаю.
Ольга. Я недавно «Трех сестер» перепечатывала. С рукописи Чехова.