Бульон терзаний
Шрифт:
– Что вы? Зачем? Быстро встаньте, пол грязный! – чуть растерянно, но в то же время строго сказала Елена.
– А теперь тем же тоном повторите: «Вы баловник, к лицу ль вам эти лица?» – распорядился Владимир. Елена повторила. – Отлично, запомните эту интонацию! – поднимаясь на ноги, громко сказал режиссер. – Все сначала. Лиза и Фамусов – приготовиться. Петрушка на сегодня свободен. А если я еще услышу в зрительном зале шепот и шорох, удалю всех наблюдателей.
Княжны притихли. Фамусов и Лиза заняли исходную позицию: она спит в кресле, он готовится внезапно выйти из воображаемой двери. Петрушка
Бесшумно вошла Ядвига и присела на скамеечку у двери.
– Ну, как я тебе? – с тревогой спросил у нее Петр Светозарович, когда они с Лизой отыграли свой эпизод.
– Никуда не годится, – безжалостно ответила жена.
– Да, я и сам чувствую, – приуныл директор.
– Перерыв, – скомандовал Владимир. – Через пять минут – все вместе и сначала.
– Ну, видишь, что у нас получается? – подойдя к Ядвиге, сказал Владимир. – Ничего не получается. Может быть, попробуешь с ним дома позаниматься, отдельно? Он меня как будто не слышит.
– Даже не пытайся разделить со мной ответственность за провал, – улыбнулась Ядвига. – На мне танцы, этого более чем достаточно. В моих девочках я уверена. А актеры – твоя личная головная боль.
Закончился перерыв. Вернулись две княжны, ходившие на поиски потерянной распечатки. Распечатку они не нашли, зато привели Эдуарда. Как и предполагал отец, мальчик работал и обо всем забыл. Выбежал в туалет – и тут был схвачен бдительными девушками.
– I`m so sorry! – прижимая руки к груди, покаялся Эдуард. – Я так извиняюсь. Личные обстоятельства, понимаете…
– Понимаем! – хором ответили княжны. Эдуард с изумлением взглянул в их сторону и продолжал:
– Мне кажется, я поработал плодотворно. За пять часов придумал два неплохих названия.
– Целых два? Невероятная трудоспособность! – поразилась Ядвига.
– Всего придумал несколько сотен. Но они мне не понравились. А эти два кажутся дельными.
– Ну-ка, – распорядился отец, – озвучь их нам.
– Э… Начнем с комплекта в классическом стиле для состоятельных адвокатов – стол, стул, стеллаж. Назовем его Ульпиан. В честь одноименного римского юриста.
– Ульпиан, нормально. Звучит, – одобрил директор. Даже Ядвига не нашла к чему придраться.
– И второе. Книжный шкаф застекленный. Грибоедов пусть будет.
– Грибоедов? Почему Грибоедов? Не улавливаю логики… – произнес Петр Светозарович.
– Логики? – заюлил Эдуард и перешел в наступление: – Во-первых, у нас нет еще ни одного шкафа по фамилии Грибоедов. Во-вторых, Грибоедов, как всем нам известно, писатель, а в книжных шкафах хранят именно что книги. А в-третьих, у меня из-за вашего спектакля в голове один этот Грибоедов проклятый!
Ядвига презрительно фыркнула и вышла из переговорной, неслышно прикрыв за собой дверь.
– У шкафов фамилий не бывает, это ты заработался, сынок, – спокойно отбил атаку Петр Светозарович. – Отдохни, а потом покажешь мне то, что придумал и забраковал. Ну, уважаемый, мы свободны?
Владимир посмотрел на часы. До репетиции бала оставалось еще двадцать минут, но княжны все в сборе, и Ядвига, наверное, курит на лестнице и скоро вернется.
– Да, на сегодня – все. Постарайтесь, пожалуйста, не растерять то, что мы с вами создали. Елена – интонации и помедленнее. Ульяна – замечательная пластика, но говорить надо громче. Петр Светозарович. Соберитесь, пожалуйста. А с вами, Эдуард, нам, наверное, придется встретиться отдельно. У вас главная роль, много больших монологов.
– Я готов, – ответил тот, – жду ваших указаний.
– Хорошо. Нина сообщит каждому, когда будет следующая репетиция.
Владимир распрощался со всеми и вышел на лестницу. Ядвига действительно была тут; она уже докурила сигарету и смотрела, как крупные капли дождя падают на оконное стекло и стекают вниз.
Всякий раз, когда Владимир видел ее, ему подсознательно хотелось как-то выслужиться. Не потому, что она жена директора. И не потому, что она женщина. Даже не потому, что она – красивая, элегантная женщина. Просто какая-то сила толкала его к ней, и он заводил разговор. После каждой такой беседы чувствовал себя дураком, клялся, что без серьезного повода больше никогда с Ядвигой не заговорит, но клятвы мгновенно забывались. А иногда она первая обращалась к нему.
– Вот не знаю, как провести завтрашний вечер, – задумчиво сказала Ядвига. – У мужа деловая встреча, а мне так хотелось выйти в свет.
– А у нас в театре завтра как раз «Зойкина квартира». Я там играю. Хотите… хочешь посмотреть? Я оставлю билет.
– Положим, купить билет я пока еще в состоянии.
– Но я пригласить просто…
– К тому же «Зойкину» я смотрела летом, у Серебренникова. Ты, кстати, видел?
– Да, но это другое…
– Неужели у вас лучше?
– При чем тут «лучше», «хуже»? Бабочка лучше воздушного шара или хуже?
– Смотря какая бабочка. Смотря какой шар. Значит, ваш спектакль хуже. Был бы лучше – ты бы так прямо и сказал, а не придумывал сравнения с бабочками.
– Если тебе так хочется думать – да, у нас отвратительная постановка, жуткие декорации, гнусный свет, про игру актеров вообще промолчу! Особенно омерзителен тип, который играет графа Обольянинова.
– Зачем эти обиды? Не надо. Может быть, у вас и в самом деле неплохой спектакль. Просто мне хочется чего-то другого… А ты Обольянинова, значит, играешь?
– Играю, – буркнул Владимир.
– Того самого, который «не называйте меня маэстро»? Похож. А какой шикарный Обольянинов у Серебренникова!
– Обалденный, – коротко ответил Владимир, щелкнул зажигалкой и отошел в сторону.
Вот почему она с ним так? С этой минуты – больше никаких разговоров об отвлеченном!
Ядвига удалилась. Через десять минут, проходя мимо репетиционного зала, Владимир услышал ее энергичный голос:
– Что ж вы все такие зажатые? Плеткой вас, что ли, стегать? Вы пришли на бал, танцевать. Не стены подпирать! Не мужиков клеить! Не платья показывать! А танцевать. Это маменьке надо всех выдать замуж. А вы – молодые, здоровые девушки, вам скучно сидеть дома, вы там сидите и слушаетесь старших. А тут – бал, где вы можете показать себя. И старшие вас не перетанцуют. Но вам наплевать, смотрят они сейчас на вас или в свои карты. Вы – главные, ради вас устраивался бал, ради вас вертится мир. Почувствуйте это и тогда сможете расслабиться.